Но иногда я думаю, что плохое в нем не было органичным, не было естественным свойством его характера. Ведь если бы эти отвратительные черты были п р и с у щ и его характеру, он, скажем прямо, был бы отвратительным человеком. И никакие лучезарные улыбки, никакие рассуждения о высоких материях не могли бы прикрыть безобразия его души. Ах, голубчик, я наперед знаю, как ты мне возразишь! Если человек по природе ангел, то, окуни его хоть в бочку с дегтем, он все равно останется и лучезарнейшим, и чистейшим. Но, милый мой, должен тебе сказать, что ангелов в жизни нет, они есть только в Евангелии да еще в шалых головах разных наивных фантазеров. А в жизни есть просто хорошие люди, которые, не будучи ангелами, ни при каких обстоятельствах, однако, не могут стать мерзавцами. В этих хороших людях дремлют разные задатки, разные предрасположения, и от тысячи причин зависит, которое из них разовьется и даст плоды.
В Эмилияне, поначалу добром и сильном духом человеке, почему-то буйно разрослось такое предрасположение — относиться к н е к о т о р ы м людям как к стертым монеткам, как к медным грошам, к тому же изъятым из обращения. Я подчеркиваю — к н е к о т о р ы м людям, потому что я знаю только крошечную галерею лиц, с которыми он вошел в случайное соприкосновение, поселившись в нашем доме на улице Марина Дринова. В то же время он, конечно, встречался со многими другими людьми, но я не знаю, что это за люди и как он с ними держался. И химичка, и курносая красотка из мансарды, да и я — все мы, выражаясь астрономически, это сейчас модно, — случайно пересекли его орбиту, мелькнули в его мире и исчезли, продолжая каждый свой путь. А у него, несомненно, была постоянная среда, ежедневные контакты с разными людьми, связанными с ним и работой, и общими интересами. Как он держался с ними, у меня, к сожалению, нет сведений. Вскоре после того, о чем ты от меня услышал, я уехал на специализацию, а он отправился в горы во главе геологической экспедиции искать медь.
И наши дороги разошлись… Случайно мы встретились вчера, но я спешил, у меня был срочный вызов, да и погода не позволяла застаиваться. Он произвел на меня впечатление человека, пережившего за эти два года столько, сколько другой не переживает и за десять. Но видно было, что он не настроен разговаривать, что он меня забыл и не жаждет возобновлять старое знакомство… Дело его! Бывало, вылечишь кого-нибудь от легкой простуды, а человек тебя запомнил, шлет поздравления к Новому году, встретит — рад, как другу, и зовет пропустить с ним рюмочку. А другой — скажем, я спас его ребенка от дифтерита или от воспаления легких — едва кивнет и пройдет мимо. Пускай, говорю я себе, ничего. Ребенок-то ведь у него поправился. И иду в корчму выпить рюмочку коньяку в одиночестве.
Позвольте, о чем я говорил? Да, о том, как держался наш общий друг с людьми, с которыми работал, имел общие интересы, спорил и решал большие проблемы. Потому что он большой человек, бесспорно. И по своим знаниям, и по должности, и по ответственности, лежавшей на его плечах. Интересно бы узнать, как он держался с теми людьми? Проходил ли мимо них, как богач проходит мимо грошей? Равнодушно, потому что в мыслях у богача, большие суммы, хотя в конечном счете, как известно, всякая большая сумма складывается из грошей… Но богач смотрит равнодушно на гроши, таков закон.
Когда я лечу кого-нибудь, я делаю это, чтобы человек поправился, чтобы он мог пить пиво вечером, заниматься своим делом, играть, если он любит, в картишки — одним словом, чтобы он был весел и чтобы людям было приятно его общество, все равно, на работе или за столом. Когда я лечу кого-нибудь, я не думаю ни о каком человечестве, ни о каких великих делах во имя человека; делаю что могу и что от меня требуется, такая у меня профессия, и, в конце концов, мне за это платят. Эмилиян говорит, что такой подход к работе отдает мещанством, что он узок, ограничен и не в стиле эпохи! Хорошо! Может быть, так оно и есть. Не протестую. Наверное, так и есть, потому что, откровенно говоря, когда я лечу кого-нибудь, я не помышляю ни о каком человечестве, ни о каком обществе, кроме как к случаях эпидемий или массовых заболеваний каким-нибудь опасным гриппом. Тогда я принимаю соответствующие меры в участковом или районном масштабе, смотря по тому, что обязан делать по службе.
Так что я, как врач, может, и не «в стиле эпохи», но готов побожиться, что здоровье каждого человека мне дорого, хотя меня и не больно заботит человечество и я пользуюсь чужими открытиями. А Эмилиян много говорит о человечестве, печется о благе общества и, несомненно, совершает большие дела и для настоящего, и во имя будущего, потому что он способный, деятельный и сильный человек. Он, как говорится, человек вполне «в стиле эпохи». Молодчина! Да, но тот же Эмилиян, как видишь, имеет привычку иногда не замечать человека, смотреть на него как на медный грош.