А когда в ресторане он вставал из-за стола, кельнер подолгу удивленно рассматривал петушков и крохотных человечков, вылепленных из хлебного мякиша, — пальцы Хари машинально лепили их во время паузы между вторым блюдом и десертом.
Зарабатывал Хари хорошо, тратил деньги довольно осторожно, порой даже скупился, и единственной его страстью были карты. Они имели в его жизни роковое значение, и не потому, что он чересчур увлекался игрой, а из-за его склонности к шулерству, которое нетерпимо среди картежников. Как только это обнаруживалось, что бывало довольно часто, игра обычно кончалась скандалом.
Шулерство было у него своего рода манией или внутренней потребностью, что ли. Впрочем, странности, правда несколько иного свойства, наблюдались и у его дядюшки, почтенного профессора. В минуты, свободные от писания научных статей и составления учебников, он принимался за решение математических ребусов. Профессор выписывал из-за границы специальные журналы и вел с редакциями оживленную переписку. Иногда он сам составлял ребусы из дифференциальных уравнений, с которыми и Аввакум не мог справиться.
Надо сказать, что маниакальные увлечения были характерны для всего их рода. Покойный отец Хари был по профессии ихтиолог, все его считали серьезным, преданным своему делу ученым. Однако и он имел свои причуды: во время отпуска или когда наступали праздники, он брал рюкзак и, вместо того чтобы отправиться куда-нибудь на речку или на морское побережье, пускался в дремучие леса в надежде набрести на бывший монастырь или заброшенную часовню; он собирал старые подсвечники, ржавые задвижки, ветхие останки иконостасов. Однажды во время подобной экспедиции в горах Странджи он погиб от укуса змеи. Вот почему мне кажется, что в их роду все были со странностями. Участковому ветеринарному врачу не зазорно ловить пестрых бабочек в свободное время, но ихтиологу собирать старые щеколды вовсе не к лицу. Я так считаю.
Теперь немножко о Прекрасной фее. Меня трудно причислить к романтикам, но в порядке исключения я позволю себе привести одно поэтическое сравнение. Изяществом и нежностью Прекрасная фея напоминала водяную лилию, а живостью и резвостью — шаловливую козочку моего старого друга деда Реджепа. Она была поистине редкостным цветком из Магометова рая, созданного богатейшей фантазией восточных поэтов во славу сластолюбивого аллаха. Вот какая была Прекрасная фея — и на лилию походила, и на козочку! Но прежде всего она была женщиной, и какой!
Однако в жизни ей пришлось немало выстрадать. Первое несчастье постигло ее, когда ей исполнилось восемнадцать лет. Только она поступила стажеркой в Театр оперетты, как помощник дирижера предложил ей прокатиться к Золотым мостам. Водил он машину неплохо, но чем-то отвлекся на мгновение — может, задумался над каким-нибудь контрапунктом — и машина свалилась под откос. Для водителей транспорта рассеянность — опаснейший недостаток, подчас ведущий к гибельным последствиям. Раз сидишь за рулем, нечего засорять себе голову всякими там гаммами, тактами да контрапунктами.
Когда Прекрасной фее исполнилось двадцать лет, она вышла замуж за очень видного инженера, который руководил крупным строительством. Муж был на тридцать лет старше ее, и нетрудно себе представить, какое это было трогательное зрелище, когда молодость и зрелость влюбленно, рука об руку шли по улице. Однако вскоре после свадьбы инженер неожиданно скончался.
Как видите, нельзя сказать, что жизненный путь Прекрасной феи был усеян розами. Но она держалась мужественно. Я ни разу не видел, чтобы эта женщина предавалась скорби или, отчаявшись, облачалась в мрачные одежды. Напротив, все ее наряды были ярких цветов, она даже настояла, чтобы и Хари носил желтый плащ.
Вот в какой необычный мир ввел меня Аввакум. Среди этих чудаковатых людей я казался не в меру прозаичным человеком. Да так оно и было на самом деле — иначе едва ли я добился бы успехов на ветеринарном поприще. Человеку со странностями нелегко бороться за высокие надои молока.
Тот вечер, когда Аввакум впервые привел меня в гости к профессору Найденову, пролетел как сон в летнюю ночь, несмотря на то что на дворе стоял ноябрь и на улице моросил отвратительный дождь.
Бывший кок приготовил для нас отменный шницель, а Хари вынул из глубоких карманов своего плаща две бутылки старого красного вина. Затем они вместе с Аввакумом взяли на руки и перенесли к столу почтенного профессора, что не составляло большого труда — старик весил не более пятидесяти килограммов. Прекрасная фея расцеловала его в обе щеки и весь вечер заботливо ухаживала за ним, как родная дочь. Несмотря на тяжелый недуг, профессор был человек веселый, любил рассказывать старомодные анекдоты, а однажды, в минуту старческого умиления, он подарил своей будущей снохе изящное золотое колечко с маленьким изумрудом. Мы все захлопали в ладоши, Прекрасная фея, обняв профессора, уронила от радости слезу, а бывший кок сыграл на видавшей виды гармошке старинный морской марш.