Нахатаки — могилы неизвестных героев, павших в неравном бою с арабами, сельджуками, персами, попеременно завоевывавшими Армению.
Их останки считались святыми мощами, к ним отовсюду стекались на поклонение паломники — бесплодные женщины, желавшие иметь детей, слепые, калеки, больные — всякий страждущий люд.
Сюда приходили юноши набираться храбрости или просто любители пышных поминок и трапез, которые устраивались здесь богатыми крестьянами.
Внизу, в овраге, журчал Чайкаш — маленькая, звонкая горная речушка, обжатая крутыми берегами. Хотя летом она почти усыхала, но в ямках на пути ее оставалось достаточно воды, в которой летом нгерская детвора вволю купалась, весело, с визгом плескаясь и погружаясь по горло.
За Чайкашом начинались владения Вартазара. В Нгере были и другие богачи, но он был всем богачам богач. Первый толстосум в Нгере, а может быть, и во всей округе.
У Вартазара был сын по имени Хорен. Учился он в Баку, в деревню приезжал только летом. На кого он там учился, не знаю, но одет был так, что мы глаз не могли оторвать от него. Мало ему студенческой формы, шапки с блестящим козырьком, он еще носил сапоги со шпорами. Когда он расхаживал по селу, шпоры на сапогах сладостно позванивали. С нами, конечно, он ни слова, как всякий богатеев сын и городской воображала. Называл нас не иначе, как салагами, мелюзгой, шушерой. Получить от него подзатыльников, шишек, синяков под глазом — раз плюнуть. Подзатыльники — это еще куда ни шло. Иной раз так даст — не встанешь. Весь вартазаровский род такой — тяжелые на руку.
Сколько раз, застигнутые им в отцовских садах, мы давали деру, едва унося ноги.
— Смотрите, салаги, попадетесь, ноги переломаю, — посылал он нам вдогонку.
И мы знали, попадись ему под руку, угрозу свою исполнит, перебьет нам ноги.
Но больше всего мы, конечно, боялись собаки Вартазара, от одного вида которой нас бросало в холод, в паническое бегство, огромного пса с рыжими подпалинами на боках и такими же страшенными клыками, торчащими по обе стороны черной влажной морды. По-моему, ему всегда было жарко, потому что он вечно ходил с выброшенным набок языком и часто-часто дышал. Спущенный с цепи, он ходил вокруг хозяйского дома, обнесенного высоким с зубчиками забором, злобно поскуливая, для большего устрашения вздыбив на загривке шерсть.
День только начинался, а на полях и виноградниках Вартазара уже мелькали согнутые фигуры людей-наемников. Выкорчевывали лес, собирали камни, расчищая новые участки, пололи, окучивали грядки…
Скот брел медленно, теснясь и толкаясь на узкой горной дороге.
Позади раздался стук копыт. Повернувшись, мы увидели на тропинке облако пыли.
— Вартазар! — опередил Васак, из-под ладони вглядываясь в даль.
Еще минута — и из облака пыли вынырнул всадник — тучный мужчина в высоко заломленной бухарской папахе, на взмыленном коне. Вартазар — сатана ему в ребро! Он был еще в том возрасте, когда быстрая езда горячит кровь.
Мы едва успели согнать скот с дороги.
— Фу, живоглот! Только и знай носится да скот пугает! — сказал Васак, вытирая пыль с лица.
Проскакав мимо нас, Вартазар свернул с дороги и во весь опор помчался к своим владениям. Он имел обыкновение появляться на полях неожиданно, чтобы застать работников врасплох.
Солнце жгло. Сидя в кружок в тени под дикой яблоней, мы затеяли кыш-куш — игру, которую занес к нам Азиз. Кыш-куш — увлекательная игра. Каждый участник держит указательный палец на палке. Кто-нибудь вперемежку выкрикивает названия птиц и животных. Когда называют птиц и летающих насекомых, палец поднимается вверх, животных — палец покоится на палке. Сбился — води. Проигравших наказывают лихо: щелкают по носу или заставляют катать победителей на спине.
Если где-нибудь затевалась игра — и не только кыш-куш, любая другая, их у нас была целая прорва, — заранее считайте и Сурена ее участником. Во всем Нгере еще не случилось ни одно мало-мальски важное событие, в которое отпрыск свистульных дел мастера Савада не сунул бы свой вездесущий нос. Ну конечно, мы не ошиблись. Видите, вот он, сидит в кругу играющих в кыш-куш, маленький, неказистый, обвязанный крест-накрест рваной материнской шалью, с облупленным носом. Это он на словах совершал бог весть какие подвиги, а в жизни… Все деревенские мальчишки имели свои клички, такую кличку имел и наш Сурен: Танов [14] с рисом. Даже взрослые называл его только так.