Не всегда железо было послушно ему. Бывали дни, когда молодой рабочий опускал руки перед его дремучей первородностью. И это было совсем, совсем недавно…
Мастер стоит над готовой деталью. Он улыбается. И мне понятна улыбка токаря. Это улыбка творца, созидателя, гордого совершенным делом.
Пока всадники едут в строю, придерживая коней, трудно узнать: под кем лучший конь? Пока клинок в ножнах, не скажешь, и каков всадник.
Но вот ринулись в атаку. Только тогда выявляется отвага всадника и коня.
Как часто мы раскладываем людей по полкам, не проверив их атакой, по одной угодливой улыбке.
Он рвал и метал. За правду костьми мог лечь. Крепкий, молодой здоровяк, пишущий стихи.
Но вот его заметили, пригрели. Теперь он при должности. Сам начальник и творит зло.
Оказывается, ему нужен был пирог. Дорвался до него, подавился первым же куском. Хорош правдоискатель!
Вкусен пирог, бывший правдоискатель?
Пришвин в своих рассказах приводит забавный случай: как однажды, играя с ребятами, один взрослый прикрыл его, маленького, подушкой и чуть совсем не задушил его…
Случается, что медведь от избытка любви душит в объятиях медвежонка. Уж не у того ли любвеобильного медведя, задушившего в объятиях собственное дитя, стянули мы ту зловредную «подушку»…
Что касается меня: я благодарен своей судьбе. Меня не обласкает медведь. Подушкой меня не прикроют. Мне не грозит смерть от ласки!
Когда исключили из комсомола друга, с которым был неразлучен, он первым попросил слова. Достал комсомольский билет, поднял над головой, сказал:
— Я изменил этому билету. Был недостаточно бдителен. Судите меня строго…
Его не стали судить, учли чистосердечное признание.
Получилось так, что друга восстановили, оказалось — его оговорили.
И снова он первым попросил слова. Вынул комсомольский билет, сказал, что изменил ему, не защитил товарища в трудную минуту. И снова требовал:
— Судите меня строго.
Его снова не судили — он же раскаялся.
Я видел, как он говорил по телефону. Тихо, очень тихо, едва разжимая губы, нарочито невнятно…
Перед моим мысленным взором возникал тот, кто в конце провода. С кем говорил мой приятель. Конечно, он весь внимание, весь в трубке.
Смысл такого рода разговора по телефону я постиг, когда однажды сам оказался на конце провода. Впиваясь в трубку, вылавливая каждый им произнесенный звук, я поймал себя на том, что я весь во власти этого тихого голоса, этой трубки, прижатой к уху.
Этот человек рос и рос, продвигаясь по служебной лестнице вверх, не меняя тона разговора, по-прежнему заставляя слушателя впиваться в трубку.
Такой прием. Прием, заряженный аккумулятором гипноза огромной мощности. Талант!
К сожалению, он был писателем. И очень маленьким. Но выдающийся талант карьериста потянул за собой маленький талант писателя.
Кресло было старое, с облезшим плюшем на сиденье и потертыми деревянными подлокотниками. Оно стояло в парикмахерской и ничем не выделялось среди других таких же кресел, не отличавшихся свежестью. Разве только планкой, протянутой от одной ножки к другой.
За этим креслом работал сам заведующий. Впрочем, планка была не только для украшения. На ней мастер разминал то одну, то другую ногу. Вот и все преимущество!
Как-то заведующий ушел в отпуск. В парикмахерской было три мастера. Одна женщина и двое мужчин.
Началась война между мастерами за кресло с планкой. Женщина еще куда ни шло, она быстро вышла из игры. Была молода, недавно поступила на работу, ей вроде не по рангу кресло. Зато два других мастера, оба солидные, в возрасте, сшиблись лбами, понося друг друга последними словами. Все из-за кресла с планкой. Притом на один месяц. А знали они друг друга десятки лет до этого.
Есть возраст, когда мы живем в «долг» у общества. Но есть и возраст, когда с лихвой возвращаем долги, и даже нарабатываем на старость.
Все эти подсчеты, надо думать, ведутся не только ради отвлеченного научного интереса. Иначе зачем считать?
А как же быть, если долги не возвращаются, не нарабатывают на старость? Если живут по поговорке: «Кормил до усов — корми и до бороды»?
Когда молятся двум богам одновременно, обоих обманывают. Вспомним притчу об Амбарцуме, старом армянине из Карабаха.