«Ты спишь, дитя, а я встаю…»
Ты спишь, дитя, а я встаю, Чтоб слезы лить в немой печали,Но на твоем лице оставить не дерзалиСтрадания печать ужасную свою. По-прежнему улыбка молодая Цветет на розовых устах, И детский смех, мой ропот прерывая,Нередко слышится в давно глухих стенах! Полураскрыты глазки голубые, Плечо и грудь обнажены, И наподобие волны Играют кудри золотые…О, если бы ты знал, младенец милый мой, С какой тоскою сердце бьется,Когда к моей груди прильнешь ты головойИ звонкий поцелуй щеки моей коснется! Воспоминанья давят грудь…Как нежно обнимал отец тебя порою! И верь, уж год как нет его с тобою.Ах, если б вместе с ним в гробу и мне заснуть!.. Заснуть?.. А ты, ребенок милый, Как в мире жить ты будешь без меня?Нет, нет! Я не хочу безвременной могилы:Пусть буду мучиться, страдать!.. Но для тебя! И не понять тебе моих страданий, Еще ты жизни не видал, Не видел горьких испытаний И мимолетной радости не знал.Когда ж, значения слезы не понимая, В моих глазах ее приметишь ты.Склоняется ко мне головка молодая,И предо мной встают знакомые черты… Спи, ангел, спи, неведеньем счастливый Всех радостей и горестей земных: Сон беспокойный, нечестивый Да не коснется вежд твоих. Но божий ангел светозарный К тебе с небес да низойдет И гимн молитвы благодарнойК престолу божию наутро отнесет.
Тоска
Вижу ли ночи светило приветноеИли денницы прекрасной блистание,В сердце ласкаю мечту безответную,Грустную думу земного страдания…
Пусть бы сошла к нам уж ночь та угрюмаяИли бы солнце на небе сокрылося,Ропот сердечный унял бы я, думая:Так что и счастье мое закатилося…
Так же, как мир ночью мрачной, безмолвною,Сердце оделося черною тучею,Но, как назло мне, величия полные,Шепчутся звезды с волною кипучею…
Невыразимая, невыносимаяДавит тоска мою душу пустынную…Где же ты, прелесть мечтаний любимая?Люди сгубили тебя, неповинную.
Завистью черной, насмешкой жестокоюОжесточили они сердце нежноеИ растерзали навек одинокуюДушу страдальца рукою небрежною.
Поэт
Взгляните на него, поэта наших дней. Лежащего во прахе пред толпою: Она – кумир его, и ей Поет он гимн, венчанный похвалою. Толпа сказала: «Не дерзайГласить нам истину холодными устами!Не нужно правды нам, скорее расточай Запасы льстивых слов пред нами». И он в душе оледенил Огонь вскипающего чувства И тот огонь священный заменил Одною ржавчиной искусства; Он безрассудно пренебрег Души высокое стремленьеИ дерзко произнес, низверженный пророк, Слова упрека и сомненья; Воспел порочный пир палат, Презренья к жизни дух бесплодный, Приличьем скрашенный разврат,И гордость мелкую, и эгоизм холодный… Взгляните: вот и кончил он,И, золото схватив дрожащею рукою, Бежит поэт к бесславному покою, Как раб трудами изнурен! Таков ли был питомец Феба, Когда, святого чувства полн, Он пел красу родного неба, И шум лесов, и ярость волн; Когда в простых и сладких звуках Творцу миров он гимны пел? Их слушал раб в тяжелых муках, Пред ними варвар цепенел! Поэт не требовал награды – Не для толпы он песнь слагал: Он покидал, свободный, грады, В дубравы тихие бежал, И там, где горы возвышались, В свободной, дикой стороне Поэта песни раздавались В ненарушимой тишине.
Скажи, зачем?
Скажи, певец, когда порою Стоишь над тихою Невою Ты ясным вечером, когдаГлядят лучи светила золотыеВ последний раз на воды голубые,Скажи, зачем безмолвствуешь тогда?