Не знало сердце то, что близ него другое, Уязвлено, оскорблено,Дрожало, мучилось в насильственном покое, Тоской и злобою полно!
Не знали те глаза, что ищут их другие, Что молят жалости они,Глаза печальные, усталые, сухие, Как в хатах зимние огни!
Петербургская ночь («Холодна, прозрачна и уныла…»)
Холодна, прозрачна и уныла,Ночь вчера мне тихо говорила:«Не дивися, друг, что я бледнаИ как день блестеть осуждена,Что до утра этот блеск прозрачныйНе затмится хоть минутой мрачной,Что светла я в вашей стороне…Не дивись и не завидуй мне.Проносясь без устали над вами,Я прочла пытливыми очамиСтолько горя, столько слез и зла,Что сама заснуть я не могла!Да и кто же спит у вас? Не те ли,Что весь день трудились и терпелиИ теперь работают в слезах?Уж не те ль заснули, что в цепяхВспоминать должны любовь, природуИ свою любимую свободу?Уж не он ли спит, мечтатель мой,С юным сердцем, с любящей душой?Нет, ко мне бежит он в исступленье,Молит хоть участья иль забвенья…Но утешить власть мне не дана:Я как лед бледна и холодна…Только спят у вас глупцы, злодеи:Их не душат слезы да идеи,Совести их не в чем упрекать…Эти чисты, эти могут спать».
Смерть Ахунда
Он умирал один на скудном, жестком ложе У взморья Дарданелл,Куда, по прихоти богатого вельможи, Принесть себя велел.Когда рабы ушли, плечами пожимая, В смущении немом,Какой-то радостью забилась грудь больная, И он взглянул кругом.Кругом виднелися знакомые мечети, Знакомые дворцы,Где будут умирать изнеженные дети, Где умерли отцы.Но берег исчезал в его поникшем взоре… И, тяжко горячи,Как золотая сеть, охватывали море Последние лучи.Стемнело. В синие окутавшись одежды, Затеплилась звезда,Но тут уставшие и старческие вежды Закрылись навсегда.И жадно начал он внимать, дивяся чуду, Не грянет ли волна?Но на море была, и в воздухе, и всюду Немая тишина.Он умирал один… Вдруг длинными листами Дрогнули дерева,И кто-то подошел чуть слышными шагами, – Послышались слова…Уж не любовники ль сошлися здесь так поздно? Их разговор был тих…И всё бы отдал он, Ахунд, властитель грозный, Чтоб только видеть их.
«Смотри-ка, – говорил один из них, зевая, – Как вечер-то хорош!Я ждал тебя давно, краса родного края, Я знал, что ты придешь!»– «А я? Я всё ждала, чтоб все уснули дома, Чтоб выбежать потом,Дорога предо мной, темна и незнакома, Вилася за плетнем.Скажи же мне теперь, зачем ты, мой желанный, Прийти сюда велел?Послушай, что с тобой? Ты смотришь как-то странно, Ты слишком близко сел!А я люблю тебя на свете всех сильнее, За что – и не пойму…Есть юноши у нас, они тебя свежее И выше по уму.Вот даже есть один – как смоль густые брови, Румянец молодой…Он всё бы отдал мне, всё, всё, до капли крови, Чтоб звать своей женой.Его бесстрашен дух и тихи разговоры, В щеках играет кровь…Но мне не по сердцу его живые взоры И скучная любовь!Ну, слушай, как-то раз по этой вот дороге Я шла с восходом дня…Но что же, что с тобой? Ты, кажется, в тревоге, Не слушаешь меня…О Боже мой! Глаза твои как угли стали, Горит твоя рука…»
И вдруг в последний раз все струны задрожали В душе у старика,Ему почудились горячие объятья… Всё смолкло вкруг него…Потом он слышал вздох, и тихий шелест платья, И больше ничего.
Судьба
К 5-й симфонии Бетховена
С своей походною клюкой,С своими мрачными очами,Судьба, как грозный часовой,Повсюду следует за нами.Бедой лицо ее грозит,Она в угрозах поседела,Она уж многих одолела,И всё стучит, и всё стучит: Стук, стук, стук… Полно, друг,Брось за счастием гоняться! Стук, стук, стук…
Бедняк совсем обжился с ней:Рука с рукой они гуляют,Сбирают вместе хлеб с полей,В награду вместе голодают.День целый дождь его кропит,По вечерам ласкает вьюга,А ночью с горя да с испугаСудьба сквозь сон ему стучит: Стук, стук, стук… Глянь-ка, друг,Как другие поживают! Стук, стук, стук…