«Жизнь пережить – не поле перейти!»Да, правда: жизнь скучна и каждый день скучнее;Но грустно до того сознания дойти,Что поле перейти мне все-таки труднее!
Певец во стане русских композиторов
Антракт. В театре тишина, Ни вызовов, ни гула,Вся зала в сон погружена, И часть певцов заснула.Вот я зачем спешил домой, Покинув Рим счастливый!На что тут годен голос мой: Одни речитативы!Но петь в отчизне долг велит… О Шашина родная!Какое сердце не дрожит, Тебя воспоминая!
Хвала вам, чада новых лет, Родной страны Орфеи,Что мните через менуэт Распространять идеи!Кого я вижу? Это ты ль, О муж великий, Стасов,Постигший византийский стиль, Знаток иконостасов?Ты – музыкальный генерал, Муж слова и совета,Но сам отнюдь не сочинял… Хвала тебе за это!
Ты, Корсаков, в ведомостях Прославленный маэстро,Ты впрямь Садко: во всех садках Начальник ты оркестра!{Намек на то, что Корсаков был назначен начальником всех морских оркестров.}Ты, Мусоргский, посредством нот Расскажешь всё на свете:Как петли шьют, как гриб растет, Как в детской плачут дети.Ты Годунова доконал – И поделом злодею!Зачем младенца умерщвлял? Винить тебя не смею!
Но кто сей Цезарь, сей Кюи? Он стал фельетонистом,Он мечет грозные статьи На радость гимназистам.Он, как Ратклиф, наводит страх, Ничто ему Бетховен,И даже престарелый Бах Бывал пред ним виновен.И к русским мало в нем любви: О, сколько им побитых!Зачем, Эдвардс, твой меч в крови Сограждан знаменитых?Ты, Афанасьев, молодец, И Кашперов наш «грозный…»,И Фитингоф, Мазепы льстец, – Вам дань хвалы серьезной!О Сантис, ты попал впросак: Здесь опера не чудо,В страну, где действовал Ермак, Тебе б уйти не худо!О Бородин, тебя страна Внесла в свои скрижали:Недаром день Бородина Мы тризной поминали!
О Рубинштейн! Ты подчас Задать способен жару:Боюсь, твой Демон сгубит нас, Как уж сгубил Тамару!Не голос будет наш страдать, А больше поясница:Легко ль по воздуху летать?{При постановке «Демона» говорили, что А. Г. Рубинштейн хотел, чтобы Демон всё время летал на воздухе.} Ведь баритон не птица!Но ты века переживешь, Враги твои – дубины;Нам это доказал Ларош, Создатель «Кармозины»!
И ты, Чайковский! Говорят, Что оперу ты ставишь,В которой вовсе невпопад Нас в кузне петь заставишь!Погибнет в ней певца талант, Оглохнем мы от гула:Добро б «кузнечик-музыкант», А то – «Кузнец Вакула»!Не обездоль нас, Петр Ильич, Ведь нас прогонят взашей:Дохода нет у нас «опричь» Того, что в глотке нашей!
Пока же, други, исполать Воскликнем дружно снова,И снова будем мирно спать Под звуки «Годунова».Один ты бодрствуешь за всех, Наш капитан-исправник,По темпу немец, родом чех, Душою росс – Направник!Подвластны все тебе, герой: Контральто, бас, сопрано,Смычок, рожок, труба, гобой. Ура! Опоковано!
«Стремяся в Рыбницу душою…»
Стремяся в Рыбницу душою,Но сомневаясь, там ли Вы,Я – в Киеве одной ногою,Другой – хватаю до Москвы.
И в этой позе, столь мне новой,Не знаю, что мне предпринять:Свершить набег на ПирожковоИль пирожки Масью{Кондитер в Киеве.} глотать.
О, сжальтесь, сжальтесь надо мноюИ напишите, как мне быть:Когда не только мне душою,Но телом в Рыбницу прибыть?
«Твердят, что новь родит сторицей…»
Твердят, что новь родит сторицей,Но, видно, стары семенаИль пересохли за границей:В романе «НОВЬ» – полынь одна!
М. Д. Жедринской
Всю ночь над домом, сном объятым,Свирепо ветер завывал,Гроза ревела… Я не спалИ грома бешеным раскатамС ожесточением внимал.
Но гнев разнузданной стихииНе устрашал души моей:Вчера познали мы ясней,Что есть опасности иные,Что глупость молнии страшней!
Покорен благостным законамИ не жесток природы строй…Что значит бури грозный войПеред безмозглым ЛариономИ столь же глупой пристяжной?!
Эпиграмма
Тимашев мне – ni froid, ni chaud{Ни холодно ни жарко (фр.). – Ред.},Я в ум его не верю слепо:Он, правда, лепит хорошо,Но министерствует нелепо.