Жизнь монастырская без бурь и без страстей Мне кажется каким-то сном беспечным.Не слышу светских фраз, затверженных речей С их вечной ложью и злословьем вечным, Не вижу пошлых, злобных лиц… Одно смущает: недостаток веры,Но Бог поможет мне: Его любви нет меры И милосердью нет границ!Проснувшись, каждый день я к старцу Михаилу Иду на послушанье в скит.Ему на вид лет сто, он ходит через силу, Но взор его сверкает и горит Глубокой, крепкой верой в Бога И в душу смотрит пристально и строго. Вчера сказал он с гневом мне, Что одержим я духом своеволья И гордости, подобно сатане; Потом повел меня в подпольеИ показал мне гроб, в котором тридцать лет Спит, как мертвец, он, саваном одет, Готовясь к жизни бесконечной…Я с умилением и горестью сердечнойСмотрел на этот одр унынья и борьбы. Но старец спит в нем только летом; Теперь в гробу суровом этомХранятся овощи, картофель и грибы.
День знаменательный, и как бы я его Мог описать, когда бы был поэтом! По приказанью старца моего Поехал я рубить дрова с рассветом В сосновый бор. Я помню, в первый разЯ проезжал его, томим тяжелой думой; Октябрьский серый вечер гас,И лес казался мне могилою угрюмой – Так был тогда он мрачен и уныл!Теперь блеснул он мне краоою небывалой. В восторге, как ребенок малый, Я вежды широко раскрыл.Покрыта парчевым блестящим одеяньем,Стояла предо мной гигантская сосна;Кругом глубокая такая тишина,Что нарушать ее боялся я дыханьем.Деревья стройные, как небеса светлы,Вели, казалось, в глубь серебряного сада,И хлопья снежные, пушисты, тяжелы,Повисли на ветвях, как гроздья винограда.И долго я стоял без мыслей и без слов…Когда же топора впервые звук раздался,Весь лес заговорил, затопал, засмеялсяКак бы от тысячи невидимых шагов. А щеки мне щипал мороз сердитый,И я рубил, рубил, один в глуши лесной… К полудню возвратился я домой Усталый, инеем покрытый. О, никогда, мои друзья, Так не был весел и доволен я На ваших сходках монотонных И на цинических пирах,На ваших раутах игриво-похоронных, На ваших скучных пикниках
Неверие мое меня томит и мучит, Я слепо верить не могу.Пусть разум веры враг и нас лукаво учит, Но нехотя внимаю я врагу.Увы, заблудшая овца я в божьем стаде… Наш ризничий – известный Варлаам – Читал сегодня проповедь об аде.Подробно, радостно, как будто видел сам, Описывал, что делается там:И стоны грешников, молящих о пощаде, И совести, и глаз, и рук, и ног Разнообразные страданья…Я заглушить в душе не мог негодованья. Ужели правосудный Бог За краткий миг грехопаденья Нас мукой вечною казнит? И вечером побрел я в скит, Чтоб эти мысли и сомненья Поведать старцу. Старец МихаилОтчасти только мне сомненья разрешил. Он мне сказал, что, верно, с колыбели Во мне все мысли грешные живут,Что я смердящий пес и дьявольский сосуд…Да, помыслы мои успеха не имели!
Увы, меня открыли! Пишет брат,Что всюду о моем побеге говорят, Что все смеются до упаду,Что басней города я стал, к стыду друзей, И просит прекратить скорей Мою, как говорит он, «ескападу».Я басня города! Не всё ли мне равно? В далекой, ранней юности, бывало,Боялся я того, что может быть смешно, Но это чувство скоро миновало.Теперь, когда с людьми все связи порваны,Как сами мне они и жалки, и смешны! Мне дела нет до мненья света,Но мнение одно хотел бы я узнать…Что говорит она? Впервые слово это Я заношу в заветную тетрадь… Ее не назвал я… но что-то Кольнуло сердце, как ножом.Ужель ничем, ничем: ни трудною работой, Ни долгою молитвой, ни постом Из сердца вырвать не придется Воспоминаний роковых? Оно, как прежде, ими бьется, Они и в снах, и в помыслах моих, Смешно же лгать перед самим собою…Но этих помыслов я старцу не открою!