Восторженный канон Дамаскина У всенощной сегодня пели,И умилением душа была полна,И чудные слова мне душу разогрели.«Владыка в древности чудесно спас народ, Он волны осушил морские…»О, верю, верю, он и в наши дни придет И чудеса свершит другие.О Боже! не народ – последний из людей Зовет Тебя, тоскою смертной полный… В моей душе бушуют также волны Воспоминаний и страстей.О, осуши же их своей могучей дланью!Как солнцем, освети греховных мыслей тьму… О, снизойди к ничтожному созданью! О, помоги неверью моему!
На монастырской башне полночь бьет,И в бездну падает тяжелый, грустный год. Я с ним простился тихо, хладнокровно,Один в своем углу: всё спит в монастыре. У нас и службы нет церковной, Здесь Новый год встречают в сентябре.В миру, бывало, я, в гостиной шумной стоя,Вел тихий разговор с судьбой наедине.Молил я счастия – теперь молю покоя…Чего еще желать, к чему стремиться мне?А год тому назад… Мы были вместе с нею,Как будущее нам казалося светло,Как сердце жгла она улыбкою своею, Как платье белое к ней шло!
Сегодня сценою печальной Весь монастырь взволнован был.Есть послушник у нас, по имени Кирилл. Пришел он из Сибири дальной Еще весной и все привлек сердцаСвоею кротостью и верой без предела.Он сын единственный богатого купца,Но верой пламенной душа его горелаОт первых детских лет. Таил он мысль свою, И вот однажды бросил дом, семью,Оставивши письмо, что на служенье Богу Уходит он. Отец и матьЧуть не сошли с ума; потом его искать Отправились в безвестную дорогу.Семь месяцев, влача томительные дни,По всем монастырям скиталися они. Вчера с надеждою последнейПриехали сюда, не зная ничего, И нынче вдруг за раннею обедней Увидели Кирюшу своего…
Вся братия стояла у собора, Кирилл молчал, не поднимая взора.Отец – осанистый, седой как лунь старик –Степенно начал речь, но стольких впечатленийНе вынесла душа: он головой поник И стал пред сыном на колени. Он заклинал его Христом Вернуться снова в отчий дом, Он говорил, как жизнь ему постыла…«На что богатства мне? Кому их передать?Кирюша, воротись! Возьмет меня могила –Опять придешь сюда: тебе недолго ждать!»Игумен отвечал красноречиво, ясно, Что это благодать, а не напасть, Что горевать отцу напрасно, Что сын его избрал благую часть, Что он грехи отцовские замолит, Что тяжело идти от света в тьму,Что, впрочем, он его остаться не неволит:«Пускай решает сам по сердцу своему!» А мать молчала. Робкими глазами Смотрела то на сына, то на храм,И зарыдала вдруг, припав к его ногам,И таял белый снег под жгучими слезами.Кирилл бледнел, бледнел; в душе его опять,Казалось, перелом какой-то совершался,Не выдержал и он: обняв отца и мать, Заплакал горько… но остался.Так наша жизнь идет: везде борьба, разлад…Кого ж ты осудил, о правосудный Боже?И правы старики, и сын не виноват,И долгу своему игумен верен тоже…Как разрешить вопрос? Что радость для одних, Другим – причина для страданья… Решать я не могу задач таких… Но только матери рыданья Сильней всего звучат в ушах моих!
Второе февраля… О, вечер роковой, В который все ушло: моя свобода, И гордость сердца, и покой…Бог знает почему – тому назад три года – Забрел я к ней. Она была больна,Но приняла меня. До этих пор мы в свете Встречались часто с ней, и встречи эти Меня порой лишали сна И жгли тревогою минутной,Как бы предчувствием далеким… но пока В душе то чувство жило смутно,Как подо льдом живет бурливая река.Она была больна, ее лицо горело, И в лихорадочном огнеС такой решимостью, с такой отвагой смелой Глубокий взор ее скользил по мне!От белой лампы свет ложился так приветно; Часы летели. Мы вдвоем, Шутя, смеясь, болтали обо всем, И тихий вечер канул незаметно. А в сердце, как девятый вал,Могучей страсти пыл и рос и поднимался,Все поняла она, но я не понимал… Не помню, как я с ней расстался, Как вышел я в тумане на крыльцо…Когда ж немая ночь пахнула мне в лицо,Я понял, что меня влечет неудержимо К ее ногам… и в сладком забытьи Вернулся я домой… о, мимо, мимо, Воспоминания мои!