Пусть мимолетны наши встречи,
Но счастье мне они сулят.
Язык бессилен человечий,
Куда красноречивей взгляд.
В твоих глазах мольба немая,
Я в глубь твоей души проник,
И смущены мы, понимая
Невысказанных чувств язык.
И ты в моих глазах читаешь
Все побужденья и мечты,
Ты взор стыдливо опускаешь,
Краснеешь, как невеста, ты.
Ты ласки ждешь и не случайно
Улыбку шлешь мне каждый раз.
Я знаю: вечной жизни тайна
Колышется, трепещет в нас.
И с каждой встречей все яснее
Своих сердец мы видим связь,
И каждый раз молчим, краснея,
Простых и нежных слов стыдясь.
Когда в короткий час свиданья
Сижу с тобой наедине,
Я чувствую: ты в ожиданье,
Но слово не подвластно мне.
О, если б ты сама рискнула!..
Приди на помощь мне, приди!
Когда б ты руку протянула,
Тебя бы я прижал к груди.
Захочешь — не смогу сдержать я
Души стремительный порыв,
И ты придешь ко мне в объятья,
Свои объятья мне открыв.
Но ты противишься напрасно
Сближенью наших двух сердец,
Ты прячешь дар любви прекрасный,
Как прячет золото скупец.
Твоя душа огнем согрета,
И так нежны твои черты.
К чему благоразумье это?
Наступит срок — увянешь ты.
Неужто жажда поцелуя
Навек твоей душе чужда?
Но ведь желанье, кровь волнуя,
Тебя пьянит, как никогда…
Живи же, сердцу не переча!
Ты слышишь молодости зов?
Я жду тебя, я жажду встречи,
Не замечая бег часов…
С тобою быть, с одной на свете!..
Мой друг, прекрасный миг лови!..
Мы были б радостны, как дети,
Познав безумие любви.
Приди! Я у тебя во власти.
Хозяйкой стань судьбы моей!
Ты в силах подарить мне счастье,
Вернуть мне радость детских дней!..
1887
ПОКОЙ
Моему другу Делавранча[1]
Юноша, виски сжимая, ты склонился над тетрадкой,
Ум твой мечется, охвачен некой страстной лихорадкой,
Словно пламя ты трепещешь средь безмолвия ночного,
С поразительным упорством каждое шлифуя слово;
Верю, — выразить стихами ты мечту иль горечь смог,
Но не очень-то прельщайся чистым звоном этих строк
И не строй себе иллюзий, если гул хвалений сладок! —
Мысль отважно погружая в жизни вечный беспорядок,
Зерна ненавистей давних ты найдешь и злоб глубоких,
Расколов тот слой эмали, что обманчиво облек их, —
Если взмыл ты над толпою, окрылен талантом смелым,
Станет ненависть собратьев роковым твоим уделом, —
Ведь огонь твоих творений, дум избыток, чувств излишек
Нарушает копошенье их поверхностных мыслишек!
Их, чаруя, усыпляет щебет приторно-слащавый,
Мудрый стих не будет понят этой пошлою оравой,
И простит ли люд привычный к лени, к жизни полусонной,
Коль развеешь обаянье пышной фразы пустозвонной?..
Нет, не розами усеян путь правдивого поэта,
Труд его тяжел и горек, жестока награда света.
Непрерывно ты снедаем вечных форм бессмертной жаждой,
Но в стихах осуществиться может замысел не каждый.
Омрачен душой, томится жрец высокого искусства,
Постигая, что бессильны воплотиться в рифмах чувства,
Что строфа твоя бледнеет перед замыслом могучим!..
В сердце чувство цепенеет, ты сгибаешься, измучен,
И вздыхаешь, понимая, что в строфической темнице
Радости, тебя объявшей, никогда не уместиться!
Коль душе твоей явился образ истинный и ясный,
Существом твоим взращенный, полный нежности прекрасной,
Как ты хочешь, чтобы всеми был он понят — и при этом
Не утратил обаянья, тем же был окутан светом?
Совершенным стал твой образ — путь к нему тернист и долог,
Но читатель равнодушный, точно зеркальца осколок
Исказит его, дополнит мутной глупостью своею…
Ах! Счастливей те писаки, чьей сноровкой не владею,
Те, что явно захотели звоном рифмы интересной
Искупить однообразье плоских мыслей, прозы пресной!
Упиваясь барабанной тарабарщиной риторик,
Ждут они, что упомянет их словесности историк!
Что ж, за ними и победа: лица их светлы отменно,
Покровительство готовы оказать тебе надменно,
И толпа глупцов их вирши восхваляет, словно эхо,
И жиреют стихоплеты от дешевого успеха!
Болтовня их — наслажденье для девиц и для старух,
Всем приходится по вкусу, всем ласкает нежно слух.