У стен обители старинной
Прохладой дышит темный лес,
И на притихшие долины
Ночь опускается с небес.
Закрылися ворота гулко,
И звезды смотрят с вышины, —
Чья тень скользит по закоулку,
Как призрак бродит у стены.
Всплывает месяц над холмами,
Его прозрачный, бледный лик
Мелькнул за синими лесами
И в келью узкую проник.
Покровом ночи скрыты дали,
Во всей обители покой.
Не спится девушке в печали,
Душа ее полна тоской.
И как уснуть тебе, сестрица,
В оковах душной тесноты.
Свет лунный из окна струится,
Кого-то ждешь в смятенье ты!
Ты не зажгла свою лампаду.
Кротка, безмолвна и тиха,
Ты ждешь с невольною отрадой
Возлюбленного жениха.
Того, кто всех тебе дороже,
В ночи зовут глаза твои.
Охвачена ты жаркой дрожью,
Уже мечтаешь о любви.
В тебе восторг желаний грешных
Вокруг покой и тишина,
Но тень приблизилась неспешно
И молча стала у окна.
II
Напрасно древние запреты
Взывают к совести твоей, —
Ты силою любви согрета,
И жизнь законов всех сильней.
Сияют звезды сквозь туманы.
Он близок, тот, кого ждала, —
Жених любимый и желанный,
Привет ему, ему хвала!
Он, как фантом в сиянье лунном,
Как будто бы подарен сном,
С его страдальческим и юным,
Любовью дышащим лицом.
Он близок, — ты не понимаешь,
Что это явь, но он идет,
За сновиденье принимаешь
Его таинственный приход.
Вокруг становится светлее.
Как молод он, как ласков он!
Обвил тебя рукой своею,
В твоей душе огонь зажжен.
И ты изведала истому,
Что б ни грозило впереди!
И тихо погружаясь в дрему,
Приникла ты к его груди…
Уже шуршат в притворах тени,
И громкий благовест зовет,
И прогоняет сновиденья,
Но пробуждение гнетет.
Твое терзанье бесполезно,
Вошла ты в черных мыслей круг, —
Как будто бы открылась бездна
И берег ускользает вдруг.
Отныне станешь безутешна.
Была ты, как лесной цветок,
Чиста, невинна и безгрешна,
Но грех тебя осилить смог.
Твой стыд гнетет тебя сильнее,
Укором дышит все окрест,
И хочешь ты рукой своею
С груди сорвать священный крест.
И все любовью захлестнуло,
Она нахлынула волной,
И в свете солнца потонуло
Свершенное во тьме ночной.
О нет, теперь грустить не время,
Жить невозможно не любя,
От века страсть владеет всеми,
Она коснулась и тебя.
Двоих любовь соединила,
И ваших рук не разомкнуть.
Она, как солнце, осветила
Ваш молодой, прекрасный путь!
Да, жизнь течет, бегут минуты,
Дана недаром красота,
И нужно юным сбросить путы
Молитв, запретов и поста!
1889
ГДЕ НАШИ МЕЧТАТЕЛИ?..
Я не знаю, грусть ли это уходящего столетья,
Тень, что на закате солнца прячется в багровом свете,
Иль обманутая вера, боль проигранных сражений,
Или горе, что рождают горы братских погребений.
Как печальное наследье всюду нас оно встречает,
Темнотою и тоскою наши души омрачает,
И, развеявшись по ветру, сеет тайное томленье,
Словно пробил час и вправду близко светопреставленье;
Что звучит — я вопрошаю — в этих жалобах и стонах?
Что за призраки толпятся с мрачным блеском глаз бессонных —
Утомленная бездельем юность — жертва увяданья,
Сонмы лириков, поющих выдуманные страданья,
Жалкие сердца пустые, малодушные уродцы,
Не умеющие даже верить, чувствовать, бороться?!
Что за немощные руки? Дети, у которых лица —
Как плоды, что рано ссохлись, не успев еще налиться?
В час, когда стенает столько душ измученных и сирых,
И грустят больные барды, разуверясь в скудных лирах,
Тягость мира, серость жизни в ослепленье проклиная,
И мечту их о бессмертье провожает скорбь людская, —
Ты, художник, повелитель столь божественного слова,
Что сумел бы ширь земную, красоту всего земного,
Неизведанную радость щедро так раскрыть пред нами,
Даже ты стремишься ползать проторенными тропами
И наркотиком унынья одурманить дар природный,
Чтоб на родине казаться странной тенью чужеродной!
Как случилось, что твердишь ты в молодые годы эти,
Будто стар и жизнь постыла, безразлично все на свете,
Что увлечь тебя не может никакая в мире сила,
Что напрасны все сомненья и ничто тебе не мило?