Избранное
ТРЕБУЕТСЯ ДОКАЗАТЬ
Начну, как водится, с анкетных данных: Олег Васильевич Волков. Родился 21 января 1900 года. Место рождения — Петербург.
Наверное, и тогда, в первом январе начавшегося столетия, дата рождения близнецов — Олега и Всеволода — не казалась будничной. Как-никак, а порог XX! Теперь, на подступах к третьему тысячелетию, этот первый январь впечатляет все больше и больше… В самом деле ведь — данные. В теореме жизни эпоха дана. Право на выбор отсутствует.
Родителей, род, родину Олег и Всеволод, погибший на Волховском фронте в годы Великой Отечественной, тоже не выбирали. Им, а также трем братьям их и двум сестрам дано было стать ветвью морской династии Лазаревых. И самого знаменитого среди них — Михаила Петровича, открывателя Антарктиды, героя Наваринского сражения 1827 года, адмирала, главнокомандующего Черноморским флотом с 1833 по 1850 годы.
Отцовская родословная куда скромнее материнской. Рано осиротевший, начавший служить в страховом обществе «Россия», Василий Александрович к монархии относился трезво, как подобало в просвещенно-фрондирующем кругу, а к царствующему монарху — с безусловной сдержанностью. И на чиновничью карьеру ни разу не польстился.
По тем же мотивам сыновей своих он поместил не в классическую гимназию, а в частное училище, разумеется, с репутацией лучшего в Петербурге. В наиболее респектабельно-либеральное во всей империи — Тенишевское.
В училище напрочь отвергали рутину казенных гимназий и вели преподавание по методам, признанным тогда прогрессивными. Само собой, ученики не носили формы — ведь она отвечала духу и строю николаевской России. Вместе с мундиром отброшен был ценз сословный, запреты и нормы, связанные с вероисповеданием. Зато хорошо сохранялся ценз имущественный — плата за учение была куда выше, чем в казенно-ведомственных заведениях.
Оттого рядом за партами в классах на Моховой сидели сын разбогатевшего крестьянина-извозопромышленника и наследник табачной фирмы «Братья Шапшал»; отпрыск придворного банкира Животовского в паре с сенаторским чадом; последний носитель имени обедневшего рода князей Масальских (Рюриковичей!) и сын богача, лидера кадетской партии, «англизированный до пробора», прикатывавший на занятия в лимузине, столь же именитый, сколь и заносчивый Владимир Набоков — будущий писатель.
Тенишевское училище с его этическим кодексом и пока еще малыми, полудетскими схватками; приобщение в стенах училища к первым в жизни Олега Волкова крупным событиям национальной истории: 1910 — смерть Льва Толстого; 1911 — полувековая годовщина отмены крепостного права; 1912 — столетие победы в Отечественной войне… — все это было «дано» и оказало, не могло не оказать, влияние на духовное становление автора повестей и рассказов, включенных в «Избранное». Но прочитав сборник, повесть «В конце тропы» и размышляя о ее начале, о том, что оказало решающее воздействие на детство, отрочество и юность прозаика, читатель, наверное, сам подытожит: главную роль в становлении сыграло не училище, не столица, а семейный уклад и устоявшийся быт одного из мелких поместий Тверской губернии. Расположенное поблизости от имения Бакуниных, по соседству с имениями московской и петербургской интеллигенции, оно формально входило, конечно, в «провинцию», но по сути-то являлось центром России, стержнем отечественной культуры.
Чтобы почувствовать это, читателю достаточно быть внимательным и сначала проверить, а потом и поверить, что автор «Избранного» бывает сдержан, иной раз слишком сдержан, однако же твердо знает, что у всякого честного писателя есть право на умолчание, но нет права на лицемерие и фальшь.
Повесть «В конце тропы» содержит в себе признание: годам к четырнадцати — пятнадцати главный герой бредил Вальтером Скоттом и обрел вкус к средневековой романтике.
В семье культивировалось исполнение долга и своего назначения. В почете были внешняя собранность и внутренняя порядочность. «Трезвая подготовка себя к жизни, в которой человек сам кузнец своей судьбы».
Задумываясь о воспитании барчука, зачем-то обученного не только верховой езде, стрельбе и прочим благородным утехам, но и косить, и плотничать, и крестьянствовать, читатель, умудренный историческим опытом, видимо, попытается спокойно, без предвзятости, взвесить, что же в действительности дал семейный уклад тому недорослю Олегу, который через долгие годы станет писателем Волковым.
Не так уж мало!
Дал физическое здоровье. Дал столь же надежную, если не более прочную, нравственную основу. Дал сознание неотделимости своей от отечественной истории и народа российского. Дал ощущение полной и кровной — как физической, так и духовной — связи с миром природы. Дал завидное, на всю жизнь, владение языками — мертвой латынью и живыми английским, немецким; французским — в той же степени, что и русским. Дал чувство гордости и уверенности в праве России на почетное место в мировой культуре…