Лодка уткнулась в берег. Геолог выскочил первым, подтащил ее на песок и стал собирать вещи. Неожиданно к нему подошла Таиска и молча взяла за руку повыше кисти. Он увидел ее лицо близко-близко. В ее немигающих глазах слабо отражались последние отсветы неба. Она смотрела на него пристально, и рука на его рукаве вздрагивала. Сергей Андреевич обнял девушку и стал покрывать лицо поцелуями. Она замерла, не отвечая на них. Потом также молча его отстранила, мягко и сильно упершись рукой ему в грудь, и быстро ушла. Он стоял ошеломленный, и голова его слегка кружилась от сумасшедшей радости и ужаса.
…Время тянулось мучительно. Дни были наполнены томлением и настороженным ожиданием.
С вечера Сергей Андреевич твердо решал, что на следующее утро отправится в дальний поход, уйдет надолго, чтобы с собой справиться и образумиться. Но оно наступало, это утро, и все его намерения шли прахом. Свою работу геолог забросил.
Всякую минуту он думал о Таиске. В редкие дни доставки почты он был готов скрыться из дома, так страшило его сейчас получение письма от жены. Но как раз в эти дни писем не было.
Таиска ходила сникшая, от ее прежнего оживления не осталось следа. Она не избегала Сергея Андреевича, но и не приходила к нему больше по вечерам. Притихла, как березка перед грозой.
Тяжелое и напряженное ожидание становилось с каждым днем невыносимее, безвыходность очевиднее. Про себя уже каждый знал, что в душе решил бесповоротно не противиться овладевшему влечению, и желал и страшился этого неизбежного исхода. Казалось, маленький дом над яром выставлен тревожным порывам раскаленного ветра, от которых некуда уйти.
И как-то Дмитрий, или ничего не замечавший, или не хотевший ничего замечать, объявил, что уезжает в район на десяток дней. В ту ночь Сергей Андреевич не сомкнул глаз. Таиска спала тревожно, то и дело просыпаясь с бьющимся сердцем. Геолог слышал, как на заре она проводила брата.
В этот день геолог вернулся домой только к вечеру. Он зажег лампу, облокотился на стол и замер. Бумаги и карты в беспорядке грудились перед ним. В доме было темно и тихо. Через распахнутые двери проникали дурманящие запахи июльской ночи, привядшего сена. Таиска показалась на минуту, чтобы собрать ужин, и сразу ушла.
Сергей Андреевич не слышал, как вошла Таиска, и вздрогнул, когда она мимоходом слегка провела рукой по его волосам. Потом, сев наискосок от него под лампу, девушка положила на стол руку, медленно вытянула ее в сторону Сергея Андреевича, еще медленнее повернула ладонью кверху и разжала пальцы.
Свет лампы падал на руку, и геолог различал каждую черточку на твердой ладони, нежные складочки кисти. Он с испугом посмотрел девушке в глаза. Абажур бросал тень на ее лицо, казавшееся бледным, и делал большие глаза еще больше и глубже: она замерла и не мигая на него смотрела.
Геолог порывисто взял лежащую на столе руку, потянул к себе и тут же опустился на пол и приник к ее коленям…
…Они лежали на узкой кровати, со сплетенными руками, с закрытыми глазами, и не видели, как красноватый луч зари проник через незанавешенное окно и неотвратимо пополз по стене, подбираясь к висевшему на стене планшету.
…Их счастье мрачила тень. Они могли жить, лишь упоенные настоящей минутой, не смея думать о будущем, страшась ворошить прошлое. Им надо было всякое мгновение обольщать себя, делать вид, что не предстоит никаких перемен. Чтобы не заглядывать вперед, они смотрели только друг на друга.
И когда им удавалось отгородиться от тревожных сомнений и внушить себе, что еще бесконечно далек близкий день, когда надо будет решать неразрешимое, они бывали счастливы.
Целыми днями бродили по тайге, забирались на самые высокие сопки. Перед лицом окружившего их безлюдия они чувствовали, что одни на свете, заполненном их любовью. Лесистые обрывы вдруг оживали от смеха и криков Таиски, будившей эхо лишь для того, чтобы дать выход своей неуемной радости. Родной лес стал приютом ее любви и сделался по-новому дорог и близок.
Лучше всего было на реке. Поднявшиеся стеной камыши отгораживали укромные отмели от всего мира, и они проводили там быстролетные часы, забывая обо всем на свете. Они вместе плавали, потом лежали на горячем песке, следили за высокими облачками в синем небе.
Но коротко лето на Севере. Все чаще случается облаку разрастись в тучу, полуденному ветерку не затихнуть, а пробежать глухим шумом по отяжелевшей листве, поднять первый ропот в густых кронах кедров.
Разомлевшие под солнцем камыши тускнели, начинали тревожно шелестеть и клониться к воде. Таиска и Сергей спешили одеться и покинуть отмель. Песок сразу делался холодным.