Вспоминаю, как бессменный судья пойнтеров на московских выставках Александр Александрович Чумаков, присуждая Рексу-второму большую золотую медаль и ставя его на первое место, говорил, что отлично видит некоторые недостатки его экстерьера — прямоватую спину, некоторую узкогрудость, но выделяет изо всех за общий благородный облик, яркую породистость. Этим понятием — благородство — справедливо определить и ведущее свойство характера Рекса: то был именно благородный, удивительно достойный пес, не умевший льстить, выпрашивать, не способный поступиться своей преданностью хозяину…
Его не стало около двадцати лет назад. Я чувствую, что медлю с ним расстаться и перейти к другим собакам. Это — словно предать его. Человеческое сердце способно вместить привязанности ко всем своим четвероногим друзьям, когда-либо согревавшим его своим теплом: у каждого из них свой особый уголок в нашей памяти. Но, как бы ни было, мне трудно оторваться от воспоминаний о моем великолепном, несравненном Рексе-втором…
Проведенные в деревне детские годы неразрывно связаны с воспоминаниями о Негровой могиле — сооруженным моим отцом в примыкавшей к дому березовой роще памятником своему любимому Негру, черному пойнтеру, об охотничьих подвигах которого ходили легенды. Ребенку казалось высоченным это сооружение из дикого камня в форме округленной пирамиды с уступом, искусно устроенным спиралью. По нему можно было, как по карнизу, подняться наверх к венчавшей пирамиду плите-скамье.
Опекаемый нянькой, карапузом ползал я по Негровой могиле, повзрослев и начитавшись Фенимора Купера, обращал ее в блокгауз, откуда пускал самодельные стрелы в шедших на приступ «индейцев», а когда игры сделались уделом младших, сиживал на верхней плите-скамье с книгой. И вот теперь, прожив длинную жизнь, уразумел, как утешительно было отцу возводить этот памятник своему любимому псу, а с ним и пережитым на охоте ярким впечатлениям, целому периоду ушедшей жизни…
Утратив Рекса-второго, я далеко не сразу решился искать ему замену, тем более что казалось несбыточным снова получить такого первоклассного охотничьего пса. Но пустовато сделалось в квартире, не хватало привычных хлопот о собаке, загодя предпринимаемых сборов на охоту… И я все-таки завел щенка. В дальнейшем Рада оправдала свою родословную, не обманула ожиданий. Она сделалась превосходным охотником, но нравом нисколько не походила на своего предшественника. Она была хитра и пронырлива, умела подольститься, если это сулило подачку или угощение, потому что особа сия была чревоугодницей. Но в поле радовала находчивостью, резвым ходом и верным инстинктом. Иной раз поражало, как угадывала она в улетевшем после выстрела тетереве подранка, отыскивала и приносила издалека, когда и надежды подобрать его не оставалось.
Раде шел четвертый год. Я послушался совета опытных охотников, и ей был найден жених. Одного щенка из помета я оставил себе, и стало у меня два пойнтера — желто-пегие мать и сын, которого назвали, само собой, Рексом, теперь уже третьим.
Мать и сын были на редкость дружны, спали, свернувшись бок о бок, на одном матрасике, а когда Рада, проворно расправившись со своей порцией, бесцеремонно отталкивала Рекса от его миски, чтобы и тут угоститься, он покорно отходил в сторону. Был этот кобель деликатен, не по возрасту серьезен, ласку ценил, но никогда не выпрашивал. По незлобивости и даже кротости характера он в драку не ввязывался, но и не бежал от самого свирепого противника: каменно стоял, напряженный как струна. Налетевший на него соперник чаще всего, обнюхав его и порычав для острастки, отходил в сторону, отказавшись от единоборства. Если нападение все же свершалось, было видно, что Рекс и обороняться-то толком не умеет. Пойнтеры, несомненно, рыцари собачьего племени, но отнюдь не воинственные.
Охота с двумя легавыми заключает в себе особую прелесть. Вид пары кровных пойнтеров, на карьере выписывающих петли челнока, очаровывает охотника. Разгоряченные соревнованиями, они ищут особенно азартно, испытывая, несомненно, и ревность, стремление опередить в поиске. Рекс, кобель рослый и длинноногий, скачет крупно и нечасто. Рада, не уступая ему в резвости, стелется в мелких быстрых прыжках. Они скоро научились искать порознь, так что маршруты их только периодически скрещивались. Они как бы и не замечали друг друга, но стоило одной из них, почуяв дичь, сбавить ход и потянуть по следу, как вторая собака тотчас к ней пристраивалась, и они почти одновременно замирали на стойке.
На охоте в шестидесятые годы оставалось только вспоминать о былом обилии дичи. Трофеи стали много скромнее, соответственно и легашам доставалось порядочно стараться впустую, и оттого, быть может, они не набирались опыта и не достигали виртуозности прежних собак. Не за редкость стало возвращаться «попом» — с пустой сумкой, хотя собаки выкладывались на поиске по-прежнему до полного изнеможения. При встрече с дичью они излишне горячились и нервничали. Должно быть, современным собакам не хватает опыта, вырабатывающего профессионализма: они остаются дилетантами. Порою с блеском проявляют вложенное в них природой, но не обладают тем высоким автоматизмом приемов и навыков, что был присущ прежним многоопытным легавым.