— Мань, Элла говорит, дай кому нашим, кофе с булочкой с кремом, пусть занесут, а то сижу я. Пока! Все, самое главное, из-за вашего Шёнберга, — бросая трубку, все так же быстро выпаливала она, — и вообще эта тема признана несвоевременной, дискуссию об авангарде решено не начинать и Бриттена — не упоминать сейчас. Где же ваш договор? Я его приготовила? — Птичка стала перебирать бумаги.
— Бриттен! — воскликнул сидевший перед ней. Прозвучало это громко и экстатически — с восторгом и пафосом. — Бриттен — авангардист?
— Нет-нет, — замотала беленькой головкой Птичка, — вы не знаете. Не поэтому. Он дружит с Ростроповичем, понимаете? В общем, есть список, и до специального распоряжения — ой, спасибо, я к вам прибегу, там Ленка стоит? — Стоит, приходи! — стакан кофе и блюдце с булочкой были протянуты ей из распахнутой двери, Птичка водрузила их на высокую стопку толстенных папок, — и, в общем, в комитете по печати, я уже сказала, издание признали упадочным и реакционным. Где ж ваш договор?
— Признали, — повторил посетитель и взглянул на Ахилла. — Шёнберг дружит с Ростроповичем. Бриттен — авангардист. — Против воли Ахилл улыбнулся. — Но, дорогая моя, я хочу моих денег! — жалобно сказал человек, ради пущей убедительности подаваясь всем корпусом к Птичке. — Я сделал работу, которую вы же мне и заказали. А теперь не хотите платить за нее.
Птичка вдруг сорвалась:
— Денег?! — взвизгнула она. — Что вы все просите денег?! Аванс получили?! Я русским языком вам говорю! Я вам откровенно — не имею права разглашать! А я по-человечески вам говорю! Что сборник снят! Мы премии лишились! В типографии набор рассыпали, понятно?! Из-за вашего Шёнберга! Писали бы в конце концов! о русских и советских! классиках! было б в порядке! все нужно! новое! авангардизм!
Это была истерика. Произошла она из-за того, что и сама невинная Птичка лишилась своих премиальных денег; из-за того, что торчала сейчас вот, в обеденный перерыв, на работе, тогда как надо было в очередь бежать, в универмаг «Ударник», где что-то «давали»; от того еще, что сидевший пред Птичкой будил в ней подсознательное неприязненное чувство, какое старый, некрасивый, неопрятный умница интеллигент способен возбудить в глуповатой, здоровой, свежей красотке, а эта неприязненность противоречила приличию и редакционному этикету, — и она, не сдерживаясь, все кричала и все искала на столе исчезнувший куда-то договор, и изумленный визитер, поднявши брови, все взирал на Птичку и краснел, краснел, Ахилл уж было встал, чтобы вмешаться, как посетитель бросил на него быстрый, цепкий и оценивающий взгляд, и Ахилл, оставшись на месте, мог наблюдать за чем-то совершенно необъяснимым: человек коротким и незаметным движением сунул пальцы под основание стопки папок и начал пальцы медленно-медленно сгибать… Край стопки над ними приподнимался… «Что он делает?» — подумал в ужасе Ахилл в тот самый миг, как сдвинулся стаканчик кофе там, на верху неустойчивой стопки, скользнул к ее краю — и разом перевернулся. Странным образом Ахилл успел заметить, что блюдце с булочкой задержалось на месте.
Птичка замерла. Река, ручейки, струйки кофе бежали поверх бумаг, просачивались между ними, там и тут закапало на пол.
Посетитель встал со стула.
— Какое несчастье, — бесцветно сказал он. — Будьте здоровы.
И, обходя стол и остолбеневшую Птичку, вышел из комнаты.
Птичка тихонько завыла и с причитаньями — как же тепе-е-ерь-то? — а-ай, Господи, что же тако-о-е? — стала трогать то одну бумагу, то другую. Ахилл принялся трудиться вместе с ней и в течение минут пяти занимался тем, что снимал мокрые бумаги со стола, отирал их, стряхивал и промокал буроватую жидкость. Среди пострадавших листов были и гранки его статьи, ради которых Ахилл и пришел сюда. Кое-как отерев их, он сунул гранки в портфель. Меж тем Птичка оправилась от потрясения и махнула на все рукой: ее ждала очередь, и надо было поторопиться. Она заглянула в зеркало пудреницы, обмахнула личико — да ну это все! — сказала она — вы свои гранки нашли? гонорар после первого! я тогда побежала! захлопните посильнее дверь, ладно? — пока!
Какой бред. Бартелев, Шёнберг и Птичка. «Жизнь детей с музыкой». Липкие руки. Как будто не бурая жидкость кофе, а возникшее в нем ощущенье всеобщей мерзостной дряни вышло на поверхности ладоней. Ахилл вошел в уборную, сунул руки под кран, ледяная вода обожгла, он с наслаждением почувствовал, как заломило пальцы. Кто-то стоял у окна и курил, и это был, конечно, тот посетитель редакции, кто устроил Птичке кофейный потоп. Ахилл, не стараясь скрывать своего любопытства, взглянул на него. Тот кивнул в ответ, как знакомому. В дверях Ахилл пропустил его. Они прошли по коридору и из подъезда вышли вместе.