Скоро я с семейством был в Израиле. Несколько обосновавшись, я полетел в Европу. В Лондоне вручен мне был заветный микрофильм, там же стали мой роман печатать. Гранки обещали недели через две, я решил прочитать их здесь же, в Лондоне, а тем временем побывать в Америке, в Бостоне, куда меня приглашали в один из университетов выступить перед студентами. Конечно, я не преминул прийти в Гарвард, и там на стенде объявлений обнаружил сообщение о двухдневном симпозиуме «Станет ли холодная война теплым миром?» Машинально пробегая взглядом имена основных докладчиков, я вдруг увидел: Dr. Ageyev, Padova University. Я немедленно записался в число участников.
Симпозиум был скучный. Все оказались согласны, что теплый мир лучше холодной войны, и все были согласны, что гангстера с кастетом и, хуже того, с атомной бомбой на поясе не надо раздражать. А еще полезнее его кормить, обучая пользоваться ложкой, вилкой и ножом, и вообще приучать к цивилизованному образу жизни. Недавнее вторжение в Афганистан, о котором часто упоминалось, как будто не выглядело откровенным разбоем бандитов, а понималось как некое стечение обстоятельств, в силу которых ястребы в Кремле взяли временно верх над голубями, которые в свою очередь могут взять верх, если Запад будет поддерживать кремлевских миротворцев, и даже называлось, кого именно. Но вот я дождался появления Агеева и почувствовал внезапно, как во мне поднялась волна чего-то очень сентиментального, что было и воспоминанием, и ностальгией, и сожалением об ушедшем в прошлое, и радостью от того, что мое прошлое вновь предстает сейчас в облике этого человека — подтянутого, быстрого и точного в движениях, с тем же открытым и живым лицом, каким я помнил его все эти годы. Он говорил великолепно. Аргумент за аргументом стал он приводить в пользу концепции, прямо противоположной тому, что говорилось здесь в течение полутора часов. Он прямо начал с того, что назвал политику задабривания советской военной верхушки неконструктивной и опасной, которая только то и преследует, чтобы по-прежнему сохранялось состояние холодной войны. Но оно чем дальше, тем становится более неустойчивым, и катастрофа может разразиться в любой момент. Представьте, что Афганистан лишь начальная часть ее, что экспансия Советов будет продолжаться, — какой ответ даст на это Запад? Каким он был с Венгрией? С Чехословакией? Во время кубинского кризиса, когда судьбы мира зависели от самодурства советского лидера? С этим положением следует покончить. Для этого необходимо последовательно и настойчиво отходить от военного паритета с советским режимом, меняя положение в свою пользу. Необходимо развернуть и непрерывно наращивать новые и мощные виды оружия ракетно-космического комплекса; вовлечь в этот процесс огромные экономические ресурсы Запада и заставить Советы понять, что их хозяйственный потенциал слишком слаб и уже сегодня обескровлен гигантскими затратами на вооружения. Собственно, они это и так понимают, не понимаем этого мы, на Западе. Так или иначе, новая стратегия, которая должна открыть новый круг глобального соревнования двух военных систем, заставит Советы сойти с дистанции. Пользуясь вполне точными выкладками, можно показать, что при таком развитии событий советскому режиму останется пять — семь лет до полного его краха.
Вот, оказывается, о чем Агеев говорил, когда сидели мы у костра! — об этой вот «руке из космоса», которая должна была помочь благословенному режиму рухнуть.
Он закончил, и в нарушение всех академических правил шквал возмущенных реплик, вопросов, восклицаний — чудовищно! самоубийственно! антигуманно! — обрушился на Агеева. Он же стоял за кафедрой непоколебимо, у него был вид капитана, стоящего на мостике фрегата под неприятельским обстрелом. Кто-то сказал: «провокация», — верно, ответил Агеев, это провокативная стратегия. Но откажемся от гипноза слов. Эта стратегия ведет к переустройству мировых взаимоотношений, — вот суть дела.
Да, идея Агеева выглядела «чудовищной», «антигуманной». Прошло, однако, немного времени, и прямое воплощение того, о чем говорил Агеев, можно было увидеть в знаменитом рейгановском проекте «Звездные войны», который быстро заставил советское руководство осознать, что страна не может принять этот вызов — состязаться с Америкой в создании мощной космической системы обороны и нападения. Агеевская «рука из космоса», не раз говорил я себе по мере знакомства с тем, что становилось известно о «стратегической оборонной инициативе». И думал даже: уж не побывал ли Агеев в советниках у Рейгана?