Мы вместе пережили это время — бесконечное время, пока секунда за секундой иссякало у них горючее. У меня буквально были перед глазами все эти бензопроводные трубки, по которым горючее от бензобака идет к мотору, и в них, я видел, тек не бензин, а кровь текла, — кровь моего ребенка. И сам я истекал кровью, — как окровавленный солдат, слабевший с каждым мгновеньем. Указатель горючего быстро шел к нулю, и я уже знал, что премьер-министр решил отвечать твердым «нет» и ждать, сдадут ли их нервы и они посадят самолет или врежутся вместе с ним в землю.
— звучало у меня в голове, и я видел, как эти три ведьмы носятся вокруг самолета, готового в любой момент рухнуть. Произошло же, однако, другое, — о чем наши семьи, наши дети, все, любящие тебя, никогда не смогут забыть. Вот, собственно, то главное, ради чего я стал писать тебе это письмо: я хочу сказать, что мы счастливы и горды тем, что рядом с нами наш дорогой Хью.
Я снова и снова восстанавливаю в памяти твои действия в те несколько минут, начиная с той поворотной точки во времени, когда, стоя рядом с телекамерами, ты вызвал меня по радиотелефону и, попросив не задавать пока вопросов, предложил немедленно связаться с премьер-министром. «Мне нужно, чтобы вы говорили как можно дольше», — сказал ты. Я ничего не понял и, честно сказать, испугался: мы будем говорить, а там, в воздухе, все может кончиться!
Не помню, что я говорил премьер-министру в тот момент, когда увидел на экране твое странно улыбающееся лицо, твой крепкий подбородок, задранный вверх, и услышал твой голос: «2-18-34! Говорите! Я выполняю наше требование и подключаю вас к британской теле- и радиосистеме». То есть ты опередил премьера, готового объявить о своей непримиримой позиции, а говоря напрямую, просто игнорировал его. Это было великолепно! Вилли и Агеев, однако же, не поторопились: «У нас нет гарантий, что это так», — услышал я голос сына. Тут ты взорвался: «Вилли! — заорал ты в микрофон. — Это говорю тебе я, Хьюго Бетфорд!» Последовала небольшая пауза. «Да, сэр. Спасибо», — ответил Вилли и стал продолжать: «Добрый вечер всем, кто нас слышит и видит. Декларация группы „Действие“…»
Я слушал и ушам своим не верил. Это был очередной кошмар, наступивший вслед за тем, как беспокойство за жизнь сына несколько поутихло: голос Вилли объявлял на весь мир об операции, проведенной группой «Действие» на заводах «Эр-Англия». Гнев и стыд испытывал я, и в то же время — низменное чувство злорадства: наконец, это слушают те в правительстве, кто всегда пропускали мимо ушей мои предупреждения о возможности шпионажа в нашей авиаиндустрии.
Я пишу здесь многое из того, что тебе известно, и сейчас объясню, почему я этого не избегаю. Но тебе не известно, с каким теплым чувством смотрел я на твою фигуру, на стоявшую рядом Беатрис. Я видел, как она нежно взяла тебя за руку. На лице ее было счастье. От того, что их безумная затея удалась? Или от того, что у нее такой отец? И то, и другое. И еще, возможно, Вилли.