И когда же сказала?
После.
Длинные распущенные володорослы лусарок. Опять. Еще один приступ.
Видишь. Чуть не убила его этим.
Не в этом дело.
Он смотрел на нее.
Не в этом дело, — повторила она. — Он странный.
Все талантливые странные, разве тебе неизвестно?
Нет, не то совсем. Он… Ему не… В общем, тогда, он сразу, он сказал мне, то же самое сказал, что написал потом, ужасно, ему, в общем, не понравилось…
Что это значит? — подумал Ахилл.
Для некоторых, — сказал он ей, — первый раз становится травмой. Не только для девушки.
Она медленно покачала головой. Нет, сказала она, это не то. Это другое. Он даже сначала обрадовался. Но потом, уже потом он объяснил.
Она замолчала. Ахилл глядел в ее огромные зрачки, она спросила — можно? — и усмехнулась.
Он, оказывается, не любит девочек. Не смотрит на нас, как все мальчишки, понимаете?
Нет, подумал он, не верю, бедный Славка, да она все врет, и тут же сказал себе, что не врет.
Не очень.
Ну, понимаете… Понимаешь, он сказал потом, что, когда я пришла, ну, легла рядом, около, тихонечко, он испугался, а потом обрадовался, потому что, он так мне объяснил, он это в себе изменит, что у него со мной, у нас с ним произойдет, и у него все переменится. У него… В общем, правда, все было ужасно. В общем, мы, ну я, например, ну, девочки вообще, как женщины, понимаешь, ему не нужны. Он так это чувствует.
Бедный, хороший, несчастный мальчик.
Она спросила, это плохо, да?
Это сложно, ответил он, не удержался и спросил, а тебе все это хорошо?
Не с ним, сказала она и молча стала ждать вопроса, глядя на него своим жутким подводным взглядом. Но так как он не спрашивал, она — ссстобой! — на присвисте случайном выдохнула из себя.
Он покачал головой укоризненно, как старший, как воспитатель, как папа, недовольный неразумной дочкой.
Ну и пусть! — сказала она и привстала на коленках. Ахилл! Пожалуйста! Я знаю, все ужасно, ты не беспокойся, у меня пройдет, я думаю, теперь пройдет, а не пройдет — и пусть, и не надо, я ему не врала! он не поверил, и не надо! вот, я сейчас вот скажу, вот в первый раз скажу! так вышло, что сначала я ему, а только вот теперь тебе, он если бы все это, что вчера устроил, не устроил, может, не сказала бы и не пришла бы сегодня, может быть, потом, когда-нибудь, ну позже, не сегодня, а раз уж я пришла, ну не могла я не прийти сегодня, понимаешь? — слезы потекли, блистая иногда, когда ловился в каплю отсвет от свечи, — плохо было, ой как плохо мне было вчера, всю ночь и утром, пока не рассказали, что живой, я не о том, я вот о чем, что я теперь скажу — скажу — скажу тебе! — я как увидела — тебя! — тогда — ну, в первый раз — ты! — не помнишь, с мамой, у — тебя! — ты! — показывал ей альбом, я заставляла потом сколько раз ее, чтоб мы увиделись с Ахиллом, чтоб мы дружили, я ненавидела всех-всех, всех-всех ее мужчин, я так росла — что есть Ахилл и я, что я буду ждать, и он, и если б он женился, я бы ее убила, а так — пускай, если женщины, я их всех помню, я им прощала, все равно я знала, — мой Ахилл, мой, и я в школу, я пришла не в школу, вот, ну понимаешь, повезло, что у меня способности, и я сообразила, что могу попасть к Ахиллу в школу, так счастлива была, когда зачислили, наверное, самый лучший день, ну и шестнадцать, я ж когда еще себе сказала — до шестнадцати, до восемнадцати мне было б невозможно, а до шестнадцати, ну ничего, уж я дождусь, — она теперь рыдала, и когда, качая снова сокрушенно головой, Ахилл к ней потянулся, чтобы тронуть утешительно ее плечо, она, вскинув руки, ткнулась вперед, лицом на грудь Ахиллу, и так продолжала рыдать, согнувшись, стоя на коленях, и продолжала среди рыданий — во и до! далась и пу! бы! о и бы! ло и пу!
Ахилл гладил Лерочку по волосам — левой рукой, а правой, закинутой назад за спину, опирался о пол, принимая так Лерину тяжесть. Рука уставала все больше. Подаваясь всем корпусом вперед, на Леру, и быстро отпуская руку, он было хотел удержать и себя, и Леру в равновесии, но она! того не хотела! — и стоило ей чуть посильнее прижаться к Ахиллу, как торс его сам по себе завалился на спину, и они оказались лежащими на полу — он навзничь, и она поверх него и наискось, лицом в его подмышку. Он почувствовал, что девчонку трясет мелко-мелко, и подумал, что это опять от страсти, что придется ее успокоить. Но она вдруг вскинула голову, глянула на него, и он скорее догадался, чем в слабом свете увидел, что Лера смеется. И верно, повалились они очень смешно. Он стал смеяться тоже. И почувствовал, что и его живот от этого затрясся, — не в фазе с Леркиным, и от этого было еще смешней. Но совсем уж смешной оказалась мысль о том, что утром он лежал со Славкой, который плакал, смеясь, а сейчас лежит он с Леркой, которая смеется, плача, а прежде Лерка лежала со Славкой в постели, теперь вот лежала в постели с ним. Чему равно число сочетаний по два из трех?