К обоюдному удовлетворению, мы сидим вдвоем с Мэри-Энн среди публики, собравшейся на телевизионное шоу по письмам зрителей. Ведущий плоскими шутками пытается разогреть нас. Через несколько минут мы будем в эфире: организаторы, операторы, аудитория, зрители – все, кто создает магию экрана. Это шоу я как раз нахожу абсолютно несъедобным; но я здесь потому, что Мэри-Энн хотела, чтобы пришла, а я теперь делаю так, как она хочет, – мы удивительным образом сблизились на почве исчезновения Расти. Разумеется, она по-прежнему верит, что он мне не нравится и я считаю его обезьяной; и я ничего не предпринимаю, чтобы разубедить ее. Мне до боли, почти непереносима, сладостна мысль, что придет день, когда я завладею тем, что она считает безраздельно своим; если, конечно, Расти когда-нибудь вернется. Мэри-Энн думает, что если он не в тюрьме (это, кстати, вероятнее всего, ибо тот, кто хоть раз попал в полицию в Лос-Анджелесе, обречен на постоянные необоснованные аресты; здесь только профессиональные преступники гарантированы от ее «забот»), то он куда-нибудь укатил со своими дружками, возможно в Мексику. Я очень стараюсь успокоить ее, и мы ведем долгие разговоры «между нами девочками» о мужчинах и о жизни… и о ее карьере.
В отличие от других студентов у Мэри-Энн может получиться профессиональная карьера. Мисс Клафф абсолютно права, и я готова идти напролом, чтобы представить ее какому-нибудь агенту, не дожидаясь июня – обычного времени, когда студенты демонстрируют свое умение; традиционные пути здесь явно недостаточны. Мисс Клафф говорит, что за семь лет, пока она работает в Академии, она не помнит случая, чтобы кто-то из студентов получил работу на телевидении или появился в кино. Впечатляющий результат. Некоторые становятся моделями, но это нередко оказывается просто прикрытием для проституции.
Когда я заговорила с Баком о том, сколь убоги достижения его студентов в профессиональном мире, создалось впечатление, что он не понимает, о чем речь.
– Голубушка, – сказал он, прекрасно зная, что я ненавижу, когда меня называют «голубушкой», как бывшую первую леди, – важнее всего сделать людей счастливыми, а пока детки здесь, они счастливы. Должен признать, конечно, что, когда приходит июнь, наступает разочарование и наши дети обнаруживают, что в том большом и страшном мире шоу-бизнеса им нет места. Я согласен, это ужасно, и я даже некоторое время носился с идеей запретить агентам и всем другим деятелям посещать июньские представления, но, конечно, если это сделать, я потеряю бизнес, так что всем нам придется пройти через Июньские Разочарования, за которыми сразу же последует Июльский театральный фестиваль Бака Лонера с целой кучей наград Академии, с массой различных Оскаров (или «Баков», как их называют дети), вручать которые будут знаменитости вроде Бобби Дэрин, так что уверяю тебя, Июньские Разочарования растают как дым.
– Да, но рано или поздно им придется жить в настоящем мире.
– Почему? – он откровенно удивился. – Если они в состоянии наскрести достаточно денег, чтобы платить за уроки, они могут оставаться здесь вечно. Возьми Ирвинга Амадеуса. Он пришел сюда студентом четырнадцать лет назад, собираясь стать певцом, как Пол Робсон, и он все еще среди нас, он в штате, он неоценимый преподаватель, и на его счету три сотни записей. И если это хуже, чем стать «настоящей звездой», то я не знаю…
Эта удивительная человеконенавистническая философия делала Бака богатым. И если быть честной, получается, что за свою долю именно этого богатства я и борюсь в данный момент. Да еще за карьеру Мэри-Энн, которую она не принимает всерьез. «В семье только одна звезда – это, ясное дело, Расти». На что я неизменно отвечаю: «Это ты звезда. Он механик в гараже».
Сейчас я уже продолбала Мэри-Энн так, что она по крайней мере согласилась встретиться с агентом до наступления июня. Это означает, что я должна начать готовить смотрины сама и постараться найти того, кто ее поддержит, хотя у нее голос классического тембра, как у Джинетт Мак-Дональд (и потому не пользующийся спросом на современном рынке), она может петь и другим, более джазовым голосом, очень похожим на позднюю Лаверне, самую талантливую из «Сестер Эндрю». Я уверена, что если она разовьет свой голос а-ля Лаверне, то сможет со своей великолепной и неотразимой внешностью стать настоящей звездой.