Когда Расти закончил свою историю о блужданиях по Мексике (сильно смахивающую на очередную мыльную оперу), мы заговорили о Мэри-Энн и о благоприятном впечатлении, которое она произвела на Летицию Ван Аллен. Это известие подействовало даже на такого самоуверенного человека, как Расти.
– Вы в самом деле думаете, что Мэри-Энн ей понравилась?
– Да, очень.
– О нет, мне кажется, это не совсем так, – хотя Мэри-Энн и обещала стать певицей уровня Кэтрин Грэйсон, она оставалась верной традициям Джоан Лесли и старалась держаться в тени, как положено добропорядочной женщине. Для нее карьера Расти была важнее ее собственной. – Но в любом случае все это благодаря мисс Майре. Она все организовала.
– Это потрясающе, то, что вы сделали, – голос Расти звучал мягко и проникновенно, вызывая воспоминания о Джеймсе Крейге в ленте сороковых «Женитьба – дело личное».
– В самом деле потрясающе, и мы вам необыкновенно признательны, – добавил он, склонившись к Мэри-Энн и оставив меня в одиночестве по другую сторону стола.
– Кого мисс Ван Аллен обязательно должна посмотреть, так это Расти, – убежденно произнесла Мэри-Энн, на что я столь же уверенно ответила:
– Конечно, она его посмотрит, но не сейчас, а в июне. Не беспокойся, я уже договорилась об этом.
– Это так мило с вашей стороны… – Расти просто излучал искренность, как Джеймс Стюарт в каком-то фильме. Большие жилистые руки с коротковатыми пальцами захватили очередную лепешку и намазали ее джемом, и я представила, как под курткой эти крепкие кисти переходят в литые предплечья, потом в мощные бицепсы и… мое мысленное путешествие закончилось в глубоких темных подмышках.
Как бы отнесся к нему Майрон? Возможно, он оценил бы его не слишком высоко. Майрон предпочитал натуры низменные и порочные, обиженные судьбой. Расти нисколько не выглядел обиженным, а тем более доступным – даже для Майрона с его весьма развитой техникой соблазнения. И все же там, где Майрон потерпел бы неудачу, меня ждет успех.
Тот факт, что Расти не имел никакого представления о моих планах, придавал особую остроту каждому мгновению, которое мы проводили вместе в обществе Мэри-Энн. Осторожное манипулирование разговором (с моей стороны) создавало удивительную интригу, давая мне возможность наблюдать за поведением совершенно чужеродного объекта в его родной стихии: неутолимая жажда антрополога, изучающего в глухой деревеньке культуру и обычаи аборигенов и осознающего, что уже только одним своим появлением в этом месте он вносит необратимые изменения в их культуру; земные микробы, занесенные астронавтами в другие миры, способны убить или изменить внеземные формы жизни, которые на самом деле следует сохранить хотя бы для того, чтобы изучить. Но такова наша странная судьба – разрушать или изменять все, к чему мы прикасаемся, так что мы сами и есть постоянные и неизменные губители жизни, эдакие пожиратели вселенной, и наше пагубное поступательное движение приведет нас только в горнило всеочищающего солнечного огня, либо вызванного нами самими, либо ниспосланного на нас природой, если сработает механизм самозащиты мироздания, которое не выдержит слишком большого количества чуждых элементов в своей гармоничной системе. Смерть и разрушение, ненависть и гнев – наиболее характерные человеческие черты, они свойственны и Майре Брекинридж, которая это знает, но намерена вскорости полностью переступить через них, причем самым необычным способом.
Присутствие антрополога (меня) за деревянным столом в «Быке и петухе», несомненно, внесло определенные коррективы в поведение двух существ, которые настолько раскрепостились, что после обсуждения частных проблем Разговор мог перейти в общее русло; такое редко случается среди низшего сословия, представители которого обычно говорят о себе, выуживая из своей глупой памяти все новые и новые факты и вызывая в конце концов скуку даже у таких же, как они, собеседников, которые, разумеется, нетерпеливо ждут своей очереди, чтобы рассказать свою историю.
Каким-то образом разговор вновь коснулся гордого отказа Расти от предложения мексиканца, и Мэри-Энн дала понять, что она, со своей стороны, не могла бы и помыслить о том, чтобы заняться любовью с женщиной.
– Это просто… ну, вызывает отвращение у меня, – сказала она. – Я хочу сказать, я просто не смогла бы. Я думаю, что женщина должна вести себя, как женщина, а мужчина, как мужчина, вот так.