К несчастью, Рандольф сделал вид, что он расценивает мой выпад всего лишь как невротическую реакцию.
– Мы делаем явные успехи! – воскликнул он, и его свинячьи глазки заблестели от возбуждения. – Давайте-ка разберем, что произошло. Эмоциональным толчком, как обычно, послужили ваши опасения, что я предпочитал вам Майрона…
– Послушайте, меня больше не интересует, кого или что вы предпочитаете. Это ваши проблемы. Мне нет дела до вас с вашим обжорством (заменяющим вам секс). Единственное, что мне нужно, – это Мэри-Энн…
– Чудесно! Это именно тот прорыв, которого мы ждали! По поводу ваших слов, что у меня нет сексуальной жизни…
– …которая может уйти от меня, если узнает, что я была мужчиной…
– …вы должны постараться представить себе…
– …и я этого не вынесу. Если же я не скажу ей…
– …как я занимаюсь сексом с Майроном. Итак, что вы видите? Я имею в виду акт. Кто активный, кто пассивный…
– …она убежит с первым пронырой-жеребцом, который встретится на ее пути…
– …какой вариант я выбираю: оральный, или анальный, или…
– Судя по тому, как вы едите, оральный! Рандольф, вы мне осточертели, честное слово! – Как и все аналитики, Рандольф интересовался только самим собой. Мне не раз приходила мысль, что психоаналитики должны платить своим пациентам за то, что те позволяют использовать себя в качестве подопытных кроликов. – Я беру обратно свои слова. Я не собиралась говорить на эту тему.
– Осознанно, может быть, и не собирались, но если говорить о подсознании…
Я не стала дожидаться окончания фразы и вышла. Моя машина была припаркована напротив, метрах в тридцати. Когда я переходила улицу, меня чуть не задавил один из этих маньяков-водителей, что с риском для жизни гоняют по Большому Лос-Анджелесу. Пешеходов здесь не любят. Полиция останавливает и допрашивает каждого, кто, как гласит калифорнийский фольклор, передвигается по жилому кварталу на своих двоих, ибо только ненормальные и преступники ходят пешком; приличные люди ездят на машинах, которые отравляют воздух выхлопными газами и день за днем наполняют наши легкие продуктами распада гигантских папоротников и динозавров, которые мстят таким образом более удачливым потомкам, заставляя нас чахнуть и преждевременно умирать.
Я смотрю, как крутится и крутится дива Лас-Вегаса за окном, и замечаю, что мои мысли тоже совершают оборот за оборотом; сейчас я почему-то думаю (наверное, не без причины) о «Карусели» с Адольфом Менжу, Кэрол Лэндис и обожаемым Джоном Хоббардом; в этой великолепной ленте муж и жена благодаря магии звукового кино меняются личностями (он говорит ее голосом, она – его); и в результате, как прекрасно подметил Паркер Тайлер, средства современной фантастики помогают объяснению древних поверий и интерпретации той раздвоенности и неоднозначности человеческой души, которую современные психологи, особенно психоаналитики, приписывают нынешней цивилизации.
Обычно, когда я пишу, передо мной лежит зачитанная до дыр тайлеровская книжка «Магия и мифы кино», и я постоянно заглядываю туда. Сегодня я не нашла ничего более соответствующего моему настроению, чем утверждение Тайлера (в связи с фильмом «Карусель» и польской лентой «Диббак»), что «когда мужчина подражает женщине, он верит, что становится женщиной, и, таким образом, автоматически и бессознательно подпадает под гипнотическое действие магии перевоплощения». Разумеется, что-то магическое было и в начале моих исканий. Но я давно пересекла магический круг и, создав свое новое «я», сделала магию реальностью. И что же? Какой смысл в том, что, уничтожив в себе мужское, я оказалась в плену женского? Что-то должно вскоре произойти или не быть мне больше триумфатором, не быть мне больше всепобеждающей Майрой Брекинридж! Я снова должна призвать на помощь магию. Но как?
38
Я должна записать в точности все, как было. Они говорят, что давали мне успокоительное. Это означает, что мне давали наркотики. Меня здесь держат против моей воли. Но я должна их перехитрить.
Один из них, который называет себя доктором Менджерсом, уже попал в мою ловушку. Когда я попросила дать мне записную книжку, он одобрил мое желание. «Отличная терапия, – сказал он в привычно доверительной манере врачей, фальшь которой может определить даже ребенок. Он из ЦРУ. Они все из ЦРУ. Он притворяется, что проверяет мой пульс. – Сегодня гораздо лучше. Был момент, знаете ли, когда он совсем пропал. Но вы блестяще справились».
Я вела свою партию с большим коварством. Я включилась в игру и, притворяясь, что совсем плоха, старалась, чтобы мой голос звучал еще слабее, чем на самом деле.