Выбрать главу

Отто Шиллинг предостерегал Джима от дружбы с коридорными. Он говорил, что поскольку эти ребята — не обычные молодые люди, то они и его испортят. Рассказывая про все эти дела Джиму, Отто входил в раж. А тот изображал такое потрясение, просто шок: он и в самом деле был удивлен, что Отто так до конца и не объяснил ему, что же он имеет в виду. Осознав, что есть мужчины, которые и вправду любят других мужчин, Джим прошел через несколько этапов. Его первой реакцией было отвращение и беспокойство. Он тщательно разглядывал каждого встреченного: не он ли?

Через некоторое время он научился узнавать наиболее явных из них по застенчивым, скупым движениям, в особенности — по манере держать неподвижно шею и плечи при ходьбе.

Через некоторое время, когда молодые люди попривыкли к Джиму, они стали с ним гораздо откровеннее. Один из них даже попытался соблазнить Джима. Джим зло и резко послал его куда подальше. Однако продолжал посещать их вечеринки, хотя бы только для того, чтобы не отказывать себе в удовольствии еще раз ответить нет.

Однажды вечером, когда Джим заканчивал принимать душ, в теннисный домик зашел коридорный по имени Липер. Заглянув в душевую, он сказал:

— Привет, Джим!

Джим смыл с глаз мыльную пену.

— Привет, — ответил он.

Хотя Липер был одним из тех, кому Джим отказал, но они оставались приятелями.

— Хочешь сегодня пойти на вечеринку?

— К кому?

Джим выключил душ, взял полотенце и вышел в раздевалку. Вытираясь, он чувствовал, что Липер с вполне определенным интересом разглядывает его тело. Джима это скорее забавляло, чем раздражало.

— К Рональду Шоу, на Беверли.

Джим удивился.

— К актеру?

— К тому самому. Говорят, он такой душка, — Липер сделал женственный жест. — Он попросил одного из моих друзей привести с собой молодых красавчиков, и я сразу подумал о тебе. Не исключено, что ты там будешь единственным парнем без задних мыслей, но кто знает, может, там и девицы будут — такие, рыжеволосые, с челками.

Джима без всяких на то оснований считали большим любителем рыжеволосых девиц.

Джим одевался, а Липер продолжал беззаботно болтать о Рональде Шоу:

— Попасть в дом к Шоу — это тебе не кот начихал. Он самая что ни на есть настоящая звезда, и все женщины от него просто без ума. Думаешь, вранье? Так вот, когда я снимался с ним на «Метро Голдвин»… — как большинство коридорных, Липер подрабатывал статистом на съемках, и поэтому часто говорил о звездах, с которыми он «снимался». — Так вот, эти девчонки-скауты пришли, чтобы вручить ему какой-то там приз, а он и говорит: «Собери-ка этих угреватых пигалиц и разложи бок о бок на съемочной площадке». И, конечно, они покрыли всю площадку, точно как в тот раз, когда тот моряк из Пендлтона свернул ему челюсть в баре Санта-Моники. Нет, я тебе говорю, Рональд Шоу — это что-то.

— Он, кажется, еще совсем молодой? — спросил Джим, перед зеркалом расчесывая на пробор свои влажные волосы.

— Лет тридцать, может. Про таких ребят никогда точно не скажешь. Да, тебе лучше знать заранее, что он к тебе будет подруливать, а ты, конечно, не станешь возражать.

— Пусть попробует! — Джим улыбнулся себе в зеркале, зная, что с таким загорелым лицом он похож на красавца-пирата. — Разумеется, я приду, — сказал он, готовый к приключению.

2

В свои тридцать пять Рональд Шоу был удивительно красив. Черты его лица были невероятно стандартными, что парадоксальным образом и делало его внешность уникальной. Темные курчавые волосы обрамляли его классический низкий лоб, придавая его лицу выражение, за которое поклонники называли его «озорник», а ненавистники — «неандерталец». Благодаря светло-голубым глазам он казался типичным «черным ирландцем», такой тип чаще всего встречается среди евреев. Его настоящее имя было Джордж Коэн. Одно время он считал, что может получить кой-какие выгоды, если его будут принимать за Джорджа М. Коэна (знаменитого композитора, исполнителя и актера), но оказалось, что это ничего ему не дает, и тогда Джордж Коэн превратился в Рональда Шоу — красивого, страстного молодого ирландца, чьи фильмы приносили деньги. Джордж Коэн из Балтимора прежде был очень беден, но теперь, когда Рональд Шоу был богат, и тот, и другой были исполнены решимости никогда не возвращаться в нищету. О низостях Шоу ходили легенды, правда, это никак не трогало его мать, которая по-прежнему жила в Балтиморе. Все, кто читал журналы о кино, знали, что мать — его «лучшая подружка» и единственная причина, по которой он до сих пор ходит в холостяках, что отвечало истинному положению дел — спросите любого фрейдиста.