Джим пытался изобразить интерес к этому новому вопросу. Ему было известно, что ответ на него вскоре будет получен. Так оно и случилось:
— Понимаешь, Пол Салливан не обычный человек, в этом нет никаких сомнений. Его пригласили сюда, чтобы привлечь снобов, по крайней мере, они на это рассчитывали. Он настоящий интеллектуал, и я думаю, ленивые из Гринвич-Виллиджа считают, что он просто замечательный, хотя он не написал ни одного настоящего бестселлера или какой-нибудь вещи, которую хоть кто-то читал. Уж я-то точно не читал. Конечно, у меня и времени читать особо нет, но ведь я прочел всех классиков: Вальтера Скотта, Дюма, Маргарет Митчел и всю эту братию. А уж они-то были популярны! — Он замолчал, поняв, что перебрал с этой популярностью. — Во всяком случае дело не в том, хороший он писатель или нет. Важно другое. Умеет ли он чувствовать? Достаточно ли он зрелый человек, чтобы прощать тебе твои недостатки? Говорят, он довольно жестоко поступил с одним парнишкой, но я уверен, что тебе повезет больше. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Я действительно этого хочу, правда, — улыбка во все лицо почти скрыла ненависть в его глазах.
В этот момент в холле послышались шаги, и в дверях появился темноволосый юноша. Шоу воскрес из мертвых:
— Входи, Питер, выпей с нами кофе. Джим задержался, чтобы попрощаться.
До Салливана Джим не знал человека, которому собственные страдания доставляли бы такое странное наслаждение. Преследуемый неудачами, профессиональными и личными, не умея выпускать пар, как это делал скандалист Шоу, Пол Салливан имел одну отдушину, писательство. Но даже в своем творчестве он был так расчетлив, так сдержан, что в его книгах присутствовала лишь едва заметная горечь, легкое недовольство миром, который в общем-то был не так уж суров к нему. У него были заботливые родители, пока в шестнадцать лет он не порвал с католицизмом. Его тогда долго уговаривали, но он был непоколебим. Даже семейный духовник отступился от него, изумленный таким неожиданным отступничеством. Никто не подозревал, что он отказался от церкви из-за своего гомосексуализма. Долгое время пытался он изгнать этого дьявола из своего тела, яростно требуя от бога, чтобы тот избавил его от этой противоестественной наклонности. Он непрерывно молился, но, когда в конце концов Бог предал его, он обратился к черту. Он изучал книги по магии, отслужил черную мессу, пытался продать свою душу дьяволу, чтобы только освободиться от похоти. Но и дьяволу он тоже оказался не нужен. И тогда Пол Салливан отрекся от религии вообще. Какое-то время Пол был счастлив, по крайней мере Салливан доказал себе, что может быть свободным. Однако счастье его было недолгим. В школе он влюбился в молодого спортсмена. Прошло несколько месяцев, прежде чем он решился заговорить с ним. А за эти месяцы он только и мог, что сидеть рядом с ним в классе, смотреть, как он играет в бейсбол, и ждать. Наконец однажды вечером, когда все ушли домой, они встретились возле школы. Парень заговорил первым. После этого все шло как по маслу. Хотя Пол был хрупким и застенчивым, все принимали его как мальчишку. Все знали, что он много читает, и за это его уважали, а потому спортсмен, подружившись с ним, не терял своей репутации. Так все оно и началось. Вместе они проводили сексуальные эксперименты, и Пол был счастлив как никогда после этого, и вполне был удовлетворен тем, что и небо и ад забыли о нем. Но на следующий год все изменилось. Спортсмену нравились девушки, а он в свою очередь нравился им. Потому Пол был покинут и страдал. Он стал еще более застенчивым, еще более замкнутым. Он ни с кем не дружил. Родители беспокоились за него. Мать Пола была уверена, все его несчастья из-за того, что он отказался от Бога и церкви. Он не стал ее разубеждать. Ведь не мог же он рассказать ей, что разделило его с остальными и внушило какое-то смутное ощущение превосходства над гетеросексуальным миром, пусть и основывавшееся всего лишь на том, что у него была тайна, о которой они не могли догадаться, свое виденье мира, им не доступное. Но в то же время он ненавидел себя за то, что без тела другого мужчины он не мог чувствовать себя совершенным. Он нравился женщинам. В особенности женщинам постарше. Они были добры к нему, и в результате он хорошо изучил женщин. Тогда как его сверстники пока изучали всего лишь девичьи тела. Но это знание дорого ему обошлось. В какой-то момент у этих милых собеседниц появлялась мысль, что за доверительными разговорами может последовать продолжение. Почувствовав эту перемену, он пускался в бегство.