— Говорят, нет ничего лучше жены. Но только не для меня. Ведь гораздо дешевле покупать молоко, чем держать корову, а?
Джим хмыкнул.
— Ну, а как там Голливуд? — Кервински посмотрел на Джима голодным взглядом.
— Ничего особенного.
Однажды Джим кому-то из штабных показал журнал со своей фотографией. Это произвело на них такое глубокое впечатление, что с тех пор они его чуть ли не возненавидели. Джим усвоил этот урок и больше никогда не упоминал о своем прошлом.
— Насколько я понимаю, — сказал Кервински, краснея, — ты был знаком с Рональдом Шоу и со многими другими звездами? Интересно, какой он из себя?
Все гомосексуалисты знали о Шоу.
— Я его почти не знал, — уклончиво ответил Джим. — Просто несколько раз играл с ним в теннис.
— Я слышал о нем всякие странные истории, но я так думаю, все это вранье.
— Да? Какие это истории? — Джим был само коварство.
Сержант побагровел:
— Ну, всякие истории. Те, что обычно рассказывают о голливудских знаменитостях. Я так думаю, все это вранье.
— Людям рот не заткнешь.
— Кстати, — сказал Кервински, рассматривая зеленую водянистую капусту, — в этом месяце будут присваиваться очередные звания.
— Да?
— Я рекомендовал капитану дать тебе рядового первого класса. — сержант положил капусту в рот.
— Большое спасибо, — сказал Джим, опасаясь худшего.
Кервински задумчиво жевал.
— Нужно нам как-нибудь пообедать вместе. Я знаю один прекрасный ресторан недалеко от Броадмур. Мы, холостяки, должны держаться вместе, — добавил он, усмехнувшись.
— Это было бы здорово, — сказал Джим, надеясь, что когда он в конце концов скажет сержанту нет, Кервински не будет долго переживать.
— А потом, — сказал Кервински, — я знаю несколько здешних девушек. Они очень миленькие, тебе непременно понравятся. Ты уже познакомился в городе с какой-нибудь?
Джим отрицательно покачал головой.
— Что-то ты не жалуешь колорадских девушек. Где же твоя южная галантность?
Джим стал разыгрывать южный идиотизм.
— Я просто редко хожу в город, вот и все дела, — сказал он.
— Говоря между нами, я тоже. Знаешь, девушки здесь вовсе не так привлекательны, как дома.
Он подмигнул, а Джима передернуло. Хотя в армии невозможно было открыто говорить о таких вещах, существовали более прямолинейные способы обольщения. При нынешней тактике сержанту, чтобы добиться своего, понадобится несколько недель. Джим пообещал сержанту пообедать с ним вскоре в ресторане, потом извинился и пошел к себе в казарму.
На его койке сидело несколько человек. Большинство из них — штабные уже не первой молодости. Они вели между собой неторопливый разговор. Хотя Джим и сделал знак, сидите, мол, они пересели на другие койки. Джим снял рубашку и лег. Он не произнес ни слова. Разговор продолжался.
Как и всегда, это были сплошные сетования. Каждый из них, находясь в армии, терял сумасшедшие деньги. Все офицеры несправедливы, а женщины — изменницы. Джим лежал на спине поверх грубошерстного коричневого одеяла и разглядывал темные балки. В казарме всегда было сумрачно. Казалось, здесь вечно не хватает тепла и света. Он повернулся к печке и тут увидел новичка, молодого капрала, который сидел на ближайшей к печке койке и вежливо слушал, явно полагая, что, если хочешь, чтобы тебя считали своим, нужно выслушивать бесконечные разговоры вокруг одного и того же. А еще ты должен как закон природы принять, что каждый вывод будет повторяться сотни раз, а часто и теми же самыми словами, словно в каком-то речитативе.
Один из наиболее важных сержантов, секретарь офицера-кадровика, рассказывал о генерале:
— Да он просто профессионально непригоден! Заходит он тут на днях в наш кабинет и говорит: сержант, говорит, сколько у нас людей в Уозерлифилд? Ни одного, говорю я, их всех вчера перевели в истребительное авиакрыло. Представляете, он даже не знал, что одна из его баз за день до этого была переподчинена. Он постарался спасти лицо, сказал, что переподчинение, мол, должно было произойти в другой день, но теперь вы имеете представление, как у него шарики крутятся, если только они крутятся. Он постоянно вынашивает всякие идеи, как укрепить дисциплину, словно мы и так целый день не трудимся в поте лица, чтобы в его авиакрыле вертелись все колесики. Представляете, не знать, что Уэзерлифилд переподчинен.
Остальные согласились, что генерал слишком уж суров и умом не блещет. Другой сержант сформулировал это следующим образом:
— Хотел бы я посмотреть, как он крутится на гражданке. Бьюсь об заклад, он и тридцати пяти баксов в неделю не зашибает.