— Не знаю. Надеюсь.
— Я уверен, вернется. Я слышал, как Перикл защищал его.
Весь закутавшись, я ходил на собрание. Фукидид нападал на Анаксагора и его теории. Перикл защищал своего друга и не касался теорий. Не скажу, что на меня произвел впечатление тот или другой оратор. Перикл красноречив и может, если захочет, выводить прямо-таки фригийские страстные ноты. Я привожу музыкальный термин, потому что стратег пользуется своим голосом, как музыкальным инструментом. Но на суде, где обвиняли Анаксагора, лира Перикла молчала. Оба оратора были слишком расстроены недавними событиями — вторжением спартанцев, потерей Беотии, переворотом в Эвбее. В некотором смысле Перикл оказался на суде, когда афиняне в нем больше всего нуждались. В конце концов, когда собрание решило, что Анаксагор не мидофил и не атеист, этим оно просто выказало свое доверие Периклу. Фукидид тяжело воспринял свое поражение. Он обещает повторить свое нападение в другой раз. Уверен, так и будет. После суда Анаксагор тактично покинул Афины. Должен признаться, я скучаю по нему не меньше Перикла.
Я похвалил Аспазию за вино, музыку, надушенный воздух. Она рассмеялась — приятный звук.
— Мой дом покажется очень бедным в сравнении с гаремом Великого Царя.
— Откуда вы знаете, что мне известно, как там?
— Вы были наперсником старой царицы и в милости у нынешней царицы-матери. О, я о вас все знаю!
И она в самом деле знала. Очевидно, греческие женщины в персидском гареме как-то умудрились наладить связь со своими товарками в греческих городах. Я удивился осведомленности Аспазии о придворной жизни.
— Но ведь мой отец служил Великому Царю — как каждый день напоминают нам консерваторы.
— Великий Царь очень любил Милет, — проворковал я.
В действительности Милет доставил Персии больше бед, чем все остальные малоазийские города, вместе взятые. Ксеркс хотел срыть его до основания.
Перикл присоединился к нам так тихо, что я не замечал его присутствия, пока не ощутил на плече руку и не услышал знаменитый глуховатый голос:
— Рад вас видеть, Кир Спитама!
— Стратег!
Я попытался встать, но рука на плече усадила меня обратно.
— Не беспокойтесь, досточтимый посол. Я сяду рядом.
Аспазия удалилась за вином для стратега. Я заметил, что вечеринка продолжается как ни в чем не бывало, словно правителя и не было, хотя не заметить того, кто сидел рядом со мной на кушетке, было невозможно даже в темноте, — так он был заметен. Я не знал, что Перикл настолько выше меня.
— Мы не оказали вам должного внимания, — сказал он. — Но просто не было возможности.
— Я понимаю, стратег.
— Вы знаете, что это я послал Каллия в Сузы заключить мир?
— Да, мы знали это еще тогда.
— Надеюсь, вы знаете, как я противился Египетскому походу. Прежде всего, это было грубым нарушением нашего соглашения. Но поскольку я не смог должным образом огласить его перед собранием, то и не смог собрание уговорить. Все равно, оглашенный или нет, договор остается в силе, пока это касается нынешнего правительства.
— Великий Царь сказал бы так же.
— Долго же мы продержались! — Перикл хлопнул в ладоши — от радости? Я не мог определить только по голосу, не видя его. — Вы знали Фемистокла.
Это было утверждение, а не вопрос.
— Да, я переводил его слова, когда он приехал в Сузы.
Перикл встал и подал мне руку, мускулистую руку воина. Я кое-как поднялся на ноги.
— Я бы хотел поговорить с вами, — сказал он. — Наедине.
Стратег провел меня через зал. Хотя он задерживался перекинуться словом то с одним, то с другим из приглашенных, ни к кому из женщин, кроме Аспазии, он не обращался. Перикл отвел меня в маленькую душную комнатку, где пахло оливковым маслом.
— Здесь я работаю.
Он усадил меня на табурет.
Мы сидели так близко друг к другу, что я ощущал запах его пота, напоминающий раскаленную медь.
— Когда Фемистоклу устроили остракизм, мне было двадцать восемь, — сказал Перикл. — Я думал, это величайший человек из всех, что породил наш город.
— Но теперь…
Я начал было придворный ответ, но стратег перебил меня. Он не был падок до лести, то есть лести в персидском смысле. Как грек, он жаждал аттического разнообразия.
— С тех пор я изменил свое мнение. Это был алчный человек. Он брал деньги со всех, принимал их в том числе и от родосского тирана, что непростительно. Хуже того, взяв от тирана деньги, он ничего для него не сделал.
— Возможно, так Фемистокл доказывал, что он истинный демократ. — Я не удержался от колкости по адресу его партии. Шутка прошла незамеченной.