— Этот план — также и ваше произведение, пан полковник, — сдержанно ответил Подгорец. — Позвольте поэтому не высказывать мнение о нем.
Он берет бумаги и, козырнув, уходит.
— Вот, полюбуйся, — говорит полковник. — Гитлер послал против нас отборные дивизии СС, а он хочет воевать против них цитатами из Ленина.
— В общем-то он способный малый, — заключает майор Вайда. — Но может быть, его недостаточно используют здесь, в канцелярии…
Они обмениваются быстрым взглядом.
— Ты прав… — задумчиво отвечает полковник Кропач. — Не будет вреда, если он проверит свои теории на практике.
Бронепоезд, свежепокрашенный, в сине-желто-коричневых разводах, готов отправиться в путь.
Около поезда выстроились команды вагонов.
Капитан Подгорец, командир бронепоезда, останавливается около группы из пяти солдат.
Первый встает по стойке «смирно».
— Сержант Балог, командир пулеметчиков вагона.
— Ты из той бригады, которая сваривала броню?
— Так точно, пан капитан.
— Ну, посмотрим, как вы поработали, — улыбнулся Подгорец, постучав по броне костяшками пальцев. — Кто из вас уже ездил на таком поезде?
Никто не отвечает.
Ни солдат Матуш Сиронь.
Ни солдат Пирш, бывший партизан.
Ни солдат Вендель, бывший коммивояжер.
Ни молодой доброволец Чилик.
— Это лучше, чем обычный поезд, — говорит капитан. — Тут ведь броня толщиной в семь миллиметров, и не надо платить за проезд.
Солдаты улыбаются: они оценили, что командир таким способом подбадривает их.
И лишь двое смотрят хмуро — солдат Пирш и солдат Сиронь.
— Есть какие-нибудь вопросы?
Пирш тотчас выступает вперед.
— Прошу перевести меня в другую команду.
— Причина?
— Личная, пан капитан.
— Что ж, потом посмотрим… а сейчас уже нет времени, — отвечает Подгорец и обращается ко всем. — Немцы жмут вверх, на Кремницу. Мы должны помочь, надо поддержать нашу пехоту.
Он оглядывает своих пулеметчиков.
— Ну как, ребята, справимся с этой работой?
Оберштурмбанфюрер СС Штумпф, склонившись над картой, разложенной на столе, констатирует:
— Сплошь горы, долины… коварный рельеф. Непросто будет ликвидировать это восстание.
Оберштурмфюрер Риттер удивленно поднял брови.
— Восстание? Герр оберштурмбанфюрер…
— Да, я знаю, мы называем это путчем. А этих людей бандитами. Мы всегда говорим так, Риттер… — Сняв очки, он трет глаза. — В Польше… в Югославии… в Греции… Франции… в каждой оккупированной стране.
Усталость на его лице сменяется твердостью, голос вновь звучит жестко.
— Но никогда нельзя забывать, что за каждым организованным сопротивлением всегда стоят наши главные враги — коммунисты.
Штумпф снова склоняется над картой.
— И здесь тоже так. Впрочем, в этом вы убедились на собственной шкуре, Риттер, — не удержался он от колкости.
Его палец вдруг ткнул в точку на карте, отмеченную цветным кружком.
— Hier. Здесь вам представится возможность, — Штумпф бросает на Риттера быстрый взгляд, — реабилитироваться, герр оберштурмфюрер.
Риттер замирает по стойке «смирно».
— Я воспользуюсь этим шансом, герр оберштурмбанфюрер.
На крутых горных склонах — первые краски осени.
Бронепоезд по узкой долине Грона идет вниз.
Он состоит из шести вагонов: два орудийных, один пулеметный, одна платформа, один с зенитным орудием и комплектом запасных рельсов и один вагон технической команды, в котором установлен тяжелый пулемет.
И паровоз, покрашенный так же, как и вагоны.
В будке, укрытой слоем брони, два знакомых лица — машинист Гудец и его кочегар.
Двери печи раскрыты, машинист и кочегар обливаются потом.
— Следи за огнем, Ямришко, — напоминает Гудец. — Увидят немцы дым, так первым делом будут целить в нас, чтобы вывести из строя поезд.
— Кукиш они увидят, а не дым, — коротко отвечает кочегар.
Над трубой паровоза лишь слегка дрожит горячий воздух, и никакого дыма; они идут в бой, как говорится, с чистым огнем.
Сквозь щели бойниц, словно щупальца, проникают лучики света, они словно обшаривают людей и оружие.
В вагоне тесно, неудобно, обстановка производит гнетущее впечатление; солдаты сидят на низкой скамейке и молча курят.
Пирш и Сиронь постарались сесть как можно дальше друг от друга.