Ш у с т е к. Как… человеком? Любой ценой?
Б р о д я г а. Да. Любой ценой.
У г р и к. Вы слышите? Любой ценой! (Его терзает страх и ненависть.) А знаете, почему он так говорит? Потому что его жизнь уже не имеет никакой цены, она ничего не стоит — вот почему! Он конченый человек, и он это знает… знает! Он беглец… загнанный зверь… Как только его поймают — ему конец! Вот почему он не дорожит жизнью… ему уже все равно… ему уже нечего терять!
Б р о д я г а (вскипает). Почему ты думаешь, что мне не хочется жить?.. Я просто не хочу жить… на коленях… на четвереньках, как собака!
У г р и к. Да, да, ты не хочешь! Ты уже ничего не хочешь! (Кажется, что он потерял рассудок.) С самого начала ты стал все портить. Ты не верил, что Фишл нам поможет! А он помог! Девять из нас могут спастись! А ты не хочешь… Ты словно тот изувер, который завлекал людей на гибель… Ты уже стал черным, как земля, от тебя смердит могилой! Ты — сама смерть!
Ф а н к а (в отчаянии). Пан учитель! Через пять минут — три!
У г р и к. Без пяти три! (Вдруг заливается безумным смехом. Он весь трясется. Выкрикивает.) Благодарите меня… благодарите! Я знаю, что нам нужно делать! Само Угрик нашел путь из этого подвала! Для всех… для всех десятерых!
А п т е к а р ш а (задыхаясь). Говорите! Говорите!
У г р и к. Достаточно назвать… одно имя! И все!
С т а р и к. Одно имя?
Т о м к о. Какое имя?
У г р и к. Какое угодно! Разве вы не видите? (Делает какие-то странные жесты.) Весь город против них… Люди плюют, когда их видят… и не каждый, не каждый способен держать язык за зубами! (Он уже не сознает, что делает.) Нам нужно лишь договориться. Только одно имя… Какое — майору безразлично… ему нужен только один человек… одна голова… (Торжествующе.) И это не должна быть голова одного из нас!
Т о м к о. И это все? (Брезгливо.) Я учитель… а не доносчик и не шпик, Угрик!
Тишина. Все осуждающе молчат.
У г р и к. Почему вы молчите? (Кричит.) Вы не хотите жить?! Спастись?
Ш у с т е к. Таким образом? (Разочарованно.) Пошли вы к черту!
Б р о д я г а. Вначале выдал меня… (Презрительно.) А теперь кого еще собираешься выдать, мерзавец?
О н д р е й. Кого угодно! Лишь бы спастись самому!
У г р и к. Я хочу спасти всех! (Бродяге.) В том числе и тебя! (Взволнованно бегает, прихрамывая. Умоляюще.) Одно только имя… ничего плохого тут нет… это более разумно, чем назвать одного из нас! Сколько таких, которые бунтуют… протестуют и не умеют молчать… которые говорят то, что запрещено… поют запрещенные песни… пишут на стенах запрещенные слова! О-о, я знаю таких, которые способны на все! (Тяжело дышит.) А мы… невинные… должны за них мучиться?
О н д р е й. Эти люди борются за наше общее дело! (Злобно.) А вы… с кем вы? С нами… или против нас?..
У г р и к. Я — один… я сам по себе! (Отчаянно защищаясь.) Человек имеет право не быть ни с кем! Только сам с собой!
Б р о д я г а (тихо, хрипловатым голосом). Да, именно этого они и хотели… Чтобы было так… Это необходимо в условиях насилия… чтобы человек оказался один… сам по себе… Одинокий, слабый, сломленный, отчаявшийся… Чтобы он не стоял прямо, а согнулся… и ползал по земле… как червяк в навозе. (Угрику.) Как ты.
У г р и к (лихорадочно). А ты, пропащий… хочешь, чтоб мы все подохли? И мешаешь… мешаешь всем… Ты нам все дело портишь! И не смей ругаться!
Б р о д я г а. Я не ругаюсь, я… Каждый иуда рано или поздно повесится… если кто-нибудь его не убьет!
У г р и к. Убьет? Кто?..
Б р о д я г а (резко). Может быть, именно те, которым ты хочешь служить… которым ты собираешься… выдавать своих, ты, хорек!
У г р и к (он словно в забытьи). Чтобы ты… чтоб ты… больше не ругался…
Из висящего на гвозде пальто учителя он выхватывает свою бритву и, подбежав к Бродяге сзади, перерезает ему сонную артерию.
П о в и т у х а. Иисус Христос!..
Бродяга, сидевший на ступеньке, медленно падает. В подвале воцаряется панический ужас. Томко, Шустек и Ондрей уносят Бродягу на кровать.
Ф а н к а (оцепенев). Что… что вы сделали?..
У г р и к (заикаясь). Я… я не знаю… Боже мой!.. Ведь я… я ничего… это рука сама… (Бросает бритву на пол.) Боже мой!.. Словно сама по себе…