Если средневековые алхимики не сдержали своих обещаний и не сумели подарить современникам эликсир жизни, то нынешние, новые «алхимики», вооруженные электронными микроскопами, позволяющими в миллион раз увеличивать изображение, обещают сохранение молодости до преклонных лет, а кое-кто из них помышляет уже и о возможности бессмертия. В таинственных мастерских изучаются методы стимулирования работы мозга, операции на генах, способы регулирования интеллекта путем введения в организм аминокислот и т. п. Подготавливаются чудеса генетики. Ученые обещают дать человечеству «потомство по заказу», детей заранее предопределенного пола и способностей, причем родители даже смогут не обременять себя актом зачатия, да и вообще их может не быть в живых: все будет сделано в лаборатории, с помощью идеально сохраняемой и идеально законсервированной спермы.
Кажется, что спустя двести лет начала осуществляться саркастическая фантазия Дидро, описавшего «теплое помещение, где пол уставлен маленькими склянками с наклейками: солдаты, чиновники, поэты, маринованные дворяне, маринованные короли…».
«Позвольте представить вам моего дядюшку и мою племянницу, — пишет другой автор, наш современник Г. Р. Тейлор. — Они попали в автомобильную катастрофу, к сожалению, хирургу удалось составить из потерпевших всего лишь одно комплектное человеческое тело».
Тот же автор доказывает, что у нас слишком слабое воображение, чтобы хоть смутно предугадать фантастические возможности и последствия развития современной биологии, которые уже для следующего поколения станут чем-то самоочевидным. Так это будет или иначе, раньше или позже, одно, по-видимому, несомненно: прогресс биологии самым непосредственным образом коснется различных областей этики и социологии, проблемы человеческой цельности, телесной и духовной, затронет жизнь индивидуума и семьи.
И тут сам собою возникает вопрос: что делать с проблемами нашей… комедии? Что ж, если мы не лишим комедию самого неотъемлемого ее права — права говорить о серьезных вещах несерьезно, мы не сможем отказать ей в праве участвовать в дискуссии, разумеется в меру своего темперамента и доступными ей средствами.
В ее дискуссионном выступлении прозвучат ирония и меланхолия: ведь так же, как мы не пользуемся зубной щеткой соседа и не носим его нижнего белья, точно так же мы находим малопривлекательной мысль, что в один прекрасный день нам могут пересадить его мозг или язык…
Нельзя также с уверенностью сказать, что те, кто был зачат в классической родительской постели (или хотя бы на душистой лужайке), будут иметь основание завидовать тем, кто обречен на зарождение в пробирках лабораторий и таким образом лишен теплого покоя материнского лона.
В этом нельзя быть уверенным — при всем нашем уважении к научному прогрессу, к тому, что совершается на пользу человека, а не во вред ему.
Именно в той опасной пограничной зоне, где Польза может превратиться во Вред, и развертывается действие этой комедии, которая — в рамках своего жанра и свойственными ей средствами — хочет быть рядом с человеком и его проблемами… нынешними, завтрашними и даже послезавтрашними.
И. Б.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Пестрая декорация в глубине сцены, расписанная цветами и деревьями, изображает парк. У входа ядовито-желтая скамейка. Некоторое время сцена пуста. Только слышен птичий концерт.
Вдруг птицы смолкают. Все — как по команде. Словно и птицы в парке поняли, что будут свидетелями полицейского расследования.
Инспектор Ф р и к с, М а к с и и Э л и а ш.
Оба криминалиста в темном: черные костюмы, черные перчатки, черные котелки, — они несколько смахивают на служащих похоронного бюро. Инспектор — рассудительный мужчина с трубкой. Его ассистент Макси резок и вспыльчив. Элиаш выглядит несколько старомодно: поношенный темно-синий вельветовый пиджак свободного покроя, большой галстук, повязанный бантом, на старобогемский манер.
Ф р и к с (подходит к скамейке). Еще раз, Элиаш… Где он сидел?
Элиаш молчит.
М а к с и. Инспектор вас спрашивает! Отвечайте…
Э л и а ш (кротко). Сколько раз вы еще будете спрашивать?
М а к с и. Сколько захотим!