— На страж! — с достоинством отвечает Амброз.
И, ловко описав небольшую дугу, он останавливается около какой-то калитки.
Матуш, не соглашаясь с дедом, отрицательно качает головой.
— Но мне неохота прятаться, дед, я не хочу, чтобы…
— Тс-с, — прошипела Зузка.
А Амброз, прислонив зеленый велосипед к воротам так, чтобы он все время был у него на глазах, уже протискивается в калитку.
С видом старого приятеля подходит к притихшей семье.
— Доброго здоровья вам всем… Ну что, соседи, вернулся ваш? Совсем вернулся?
— Да где там, Амброзко, — вымученно улыбается мать. — На пару дней… вроде как на побывку…
Квадратная голова согласно кивает.
— А бумажка-то у тебя есть? — вдруг обращается он к Матушу.
— Какая бумажка?
— Да что отпустили. Ну-ка, покажи.
Солдат начинает шарить по карманам, делая вид, что ищет.
— Нечего показывать! — вмешивается дед. — Ты военный, Матуш. А он — так просто, обычный гражданский… Гардист, эка невидаль!
Никто не замечает, что за этой сценой — сквозь щели в жердинках забора — наблюдают те двое вежливых босоногих сорванцов.
Тонкая детская рука медленно тянется к вентилю на заднем колесе.
Засвистел воздух, резина тихо опадает.
На дворе мать Матуша говорит примирительным тоном:
— Амброзко, ну почему ты не оставишь его в покое, ведь он еще даже в дом не успел войти.
— И даже сына еще не видел, — резко говорит жена солдата.
У Матуша просветлело лицо.
— Значит, сын?..
— Да я ведь ничего, тетка, — оправдывается гардист. — Я только так, для порядка. Что мне, спросить нельзя?
Семья молча, враждебно смотрит на человека в черной форме. Он уже отступает, уже плетется к воротам.
— Если ты случаем найдешь эту бумажку, так мне ее… — напоминает он Матушу. — Ну, оставайтесь с богом.
Матуш первым приходит в себя: круто повернувшись, он входит в дом, женщины за ним.
Лишь дед еще стоит во дворе.
Амброз у ворот обнаруживает, что его велосипед и на сей раз пострадал.
— Какая это свинья опять?.. Чтоб ему ни дна ни покрышки!..
В ярости он оглядывается по сторонам.
Ребятишек, разумеется, и след простыл.
Лишь тащится, опираясь на палку, какая-то сгорбленная бабка, да она на ладан дышит, где уж ей спускать шины велосипедов…
Достав насос и опустившись на корточки, Амброз вновь принимается за свой сизифов труд.
Над забором появляется трубочка деда.
— Слышь-ка, Амброз… На что тебе велосипед? Был бы у тебя конь, не пришлось бы то и дело надувать.
Гардист продолжает накачивать шину, даже не оглянувшись.
— Вы еще увидите, — бормочет он. — Я вам всем покажу!..
И когда оборачивается к старику, в его взгляде столько злобы и ненависти, что у того мурашки бегут по спине.
В колыбели спит младенец, который родился, когда отец-солдат был в дальних краях.
— Как вы его нарекли, Анка?
— Матуш… как и ты.
В глазах жены — страх.
— Что с тобой будет, муж мой?
— Война вот-вот кончится. Не бойся… Как-нибудь обойдется.
В комнату входит дед.
— Ну, пришел, порадовался, — говорит он тихо, чтобы не разбудить ребенка. — А теперь собирайся… Тебе надо уходить.
— Уходить? — потрясенно переспрашивает Анка.
— Амброз донесет. Нельзя тебе оставаться.
Солдат не может скрыть разочарования.
— Куда я пойду? И потом, я ведь только что пришел.
Но старик уже все обдумал.
— Лучше всего на полонину, к партизанам. Там и отца увидишь.
Матуш колеблется.
— Может, вы и правы, дедушка, — соглашается он наконец. — Через день-два я исчезну.
Старик энергично качает головой.
— Нет, прямо сегодня. Сейчас.
Солдат и его жена беспомощно смотрят друг на друга: слова деда — будто приказ, жестокий приказ, который не дает им права даже на одну-единственную ночь.
Из-за дерева высовывается дуло винтовки.
— Стой! — приказывает голос.
Матуш послушно останавливается. Он уже не в форме, на нем — старая одежда, через плечо — полотняная сумка с провизией.
Партизан выходит из-за дерева.
— Далеко ли направился?
— К вам, на полонину.
— Кто здесь тебя знает?
— У меня тут отец, — отвечает Матуш. — Ондрей Сиронь.
Человек с винтовкой заколебался.
— Что ж, может быть, — говорит он. — Ну ладно, иди.
Партизаны сидят после ужина. По кругу идет бутылка.