— Нечто совсем новое. И мы, собачьи дети окаянные, можем, елки-палки, сказать, что мы, разрази нас гром, при этом присутствовали!
— Do stu piorunów!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Что мы, в сущности, знаем?
Что люди идут гулять в лес или к реке под вечер, что они сходятся и строят вокруг себя стены и возводят над головой крышу, плодятся, размножаются и старятся.
Это мы знаем. И что многое к этому привходит, мы тоже знаем: изредка то, чего ждали, чаще же то, к чему вовсе не были подготовлены, — такие вещи, к примеру, о каких рассказывается здесь. И пусть бы по меньшей мере это малое, чего можно ждать, было одинаковым всюду: в Познанском или в Лёбауском районах, в Чибоже и Неймюле и туда, в сторону Рожан. Но ведь это не так. Левин, который там знал, что к чему, может, и успел это позабыть за год, проведенный на Кульмской земле. А Мари — она ведь тоже все наперед знала и всякий раз опять забывает. И вот приходит Левин и говорит:
— Марья.
Никто не спрашивает, где Левин пропадал вчера и позавчера. Нельзя много спрашивать. Мари говорит:
— Пошли.
И они выходят из домишка Файерабенда на выселках, стоят еще немножко у плетня и прощаются — с кем, собственно?
Тут Файерабенд кричит с порога:
— Куда думаешь идти?
А Левин отвечает:
— Куда глаза глядят.
— Вернешься?
— Нет.
И вот они уходят, Лео Левин и Мари Хабеданк. Файерабенд кричит им вслед:
— А жернова? Здесь, что ли, оставишь?
Да, жернова они оставят здесь. И остатки мельничных мостков тоже. Больше ведь нет ничего. Что же, им камни захватить? Жернова?
Маймон в своей автобиографии рассказывает о собственном дедушке, крестьянине-арендаторе у князей Радзивиллов, на обязанности которого лежало содержание в порядке переправы, дорог и участка шоссе в княжеских владениях. Когда наезжали люди князя, управляющие и всякие господа, а может, и сам князь и застревали в болоте, или тонула лошадь, или опрокидывалась карста, или ломалось колесо, арендатора и его семью хватали, раскладывали прямо на дороге или на мосту и пороли до бесчувствия. И вот его дедушка установил на мосту пост, кто-нибудь непременно должен был там дежурить и при приближении Радзивиллов бить тревогу. Тогда все заблаговременно убегали в лес.
Сейчас ни один Радзивилл так уже не наезжает, хотя Радзивиллы и поныне здравствуют, да и господа и управляющие тоже, а ежели бы кто и заявился — если уж, — арендатор никуда бежать не станет, разве что от царских казаков, коли ему удастся, а затем поставит себе дом, потому что на месте старого после одни головешки. А вот дороги и деревянные мосты, какими тогда были, такими и остались. Каждый мост, каждая дорога чистая мука для Левина.
Вот они идут по шоссе к Грудуску, здесь попавшиеся им два-три моста получше, да и дорога тоже, но чего только Левин не натерпелся! И сколько они уже в пути?
Они приходят в Чернице Борове, в Хойново, в Обрембец. Если ты Левин, всюду находятся родственники. Одной рукой они с тобой здороваются, другой — подносят водки. Вначале расспрашивают, потом сами рассказывают до поздней ночи, закрыв сперва окна ставнями. Худые времена.
— Граф в Чибоже, — говорят они, — забил семь лошадей, потому что ремонтная комиссия их не пропустила. Ой и силач этот граф, проклятый гой, как ударит кулаком между глаз — всё, лошадь готова.
Будто это невесть какая доблесть.
Они говорят: «Гронахер хочет развестись, но никто не дает ему лошадей ехать к ребе в Чернятин!» — И посмеиваются.
Ну и что из того?
— Твой дядя Шахне сделал себе качели — такая вот штука, большая рама из бревен, — и поставил их перед домом, повязал меховой воротник и заплел бороду в мелкие косички. Каждый день сидит на качелях и поет себе песенки. А тетя Хене ходит вокруг этой штуки и ругается с ним, как хохол.
Плохо это, раньше он деньги делал, а сейчас, выходит, помешался?
— А у Берковича все сгорело прошлый год.
— А ты? Хочешь к своим? А с кем же это ты шатаешься?
Последнее они спрашивают за дверью.
Так Мари и Левин добираются до Рожан.
Дальняя дорога. Много чего может случиться за это время.
— Господин президент просят господина регирунгсрата доложить по поводу происшествия в Неймюле.
— Сейчас иду, — говорит господин фон Титлак. — И повторяет: — Происшествие в Неймюле.
— Довольно, Титлак, — говорит регирунгспрезидент фон Бар-Уклей. — Проще сказать: надо опять навести порядок в Бризене.