Здесь
вместилище мрака,
но стены со скрежетом
разверсты
навстречу теням и огням,
там проходят
деревья с безлиственной кроной.
Мрак древний, ты
не спускайся под землю,
ни шагу вниз,
сдержи дыханье, крик:
кто глаза мне закроет, кто
мне руки поднимет, кто
мои волосы понесет?
Ты говоришь: чтобы вечер
не приходил — ведь он приходит,
дымясь над водой, он называет
с другого берега
имя свое беззвучно, —
чтобы он не пришел,
колокол камнем встревожь,
и медный герой зазвучит,
на зов его
ветры
бескрыло восстанут
и побредут
босиком.
Перевод Е. Витковского.
1
Скользит над кровлей свет
за черной птицей вслед.
Стирает ветвь бузины
черты руки со стены.
Шпорник на клумбе в саду
не слышит, как я иду.
Дождь пишет, кровлю тревожа:
мне здесь приготовлено ложе.
2
У стены беседу
тени ведут:
как оденемся мы
сегодня?
В волосы воткнем дрожащий
цветок; над глазами
приклеен усик зеленый;
трилистник на груди.
Тени, ступайте вперед.
Ведь свет вначале
шагает так робко,
укажите ему дорогу.
По склону вниз,
при крике петуха,
над крышами зарю зовущем,
к речам звериным,
скачками по песку двора.
Тени, уйдите от двери.
Тени, уйдите от окон.
Выступите под крышей,
дрожащие усиков тени,
тени лоз виноградных,
тени, скажите:
тебе здесь суждено остаться.
Перевод Е. Витковского.
Здесь
пустая
страна,
сквозь ее полотно
зеленью всходит иная, под спудом
бывшая болью
некогда
раньше. Восходит
она из времен чумы, бела
от костей, позвонков и ребер,
от россыпи извести.
Сочти
травы,
сочти
нити дождя,
и свет, и листья
сочти, и впиши
собственные шаги, оживи
словами
кровь в деревьях и
в легких, со стен
и ступеней ржавь
соскреби, пусть она
разъедает
теперь
язвы
твоих ладоней.
И не время думать о ней.
Нынче время для капель
на стеблях, для обновленной
травы и для глаз,
впервые открывших листву.
Перевод В. Куприянова.
Скамейка сбоку, место для отдыха
под сенью листьев, крест над могилою
и деревцо; в молчанье вечном,
вслед наступившем за песней братства,
в молчанье без имен и без памяти.
Лишь тень от рук повисших и сомкнутых,
речей ушедших отзвук. Больше
нет ни вопросов здесь, ни ответов.
Перевод Е. Витковского.
Время
бродит
в платье
счастья
и несчастья.
И несчастный
говорит картавым криком
аистов, но аисты его
избегают, мрачны
его перья, тень его ветвится,
ночь вокруг него, и путь любой
его уводит в воздух.
Перевод В. Куприянова.
Сим необычным способом.
По скудности моих финансов.
Вот что можно прочесть в митавских «Ведомостях для образованных читателей», 1809 год, номер двадцать четвертый, речь идет о некоем Белендорфе, Казимире Антоне Ульрихе Белендорфе, родом из Митавы, который в этой газете ходатайствует перед балтийскими торговыми домами о выдаче ему заемного письма на сто талеров, каковое будет оплачено в Бремене.
Белендорф. Что известно об этом Белендорфе?
В пасторате Роденпойс говорят: молодой человек крайне странного нрава, волосы на затылке свисают, как овчина, но таким он был шесть лет назад, а потом его и след простыл. Гувернер Бендиг из Малого Вендена уверяет, будто Белендорф в Берлине издал какой-то «Поэтический альманах» и вообще занимался поэзией — в Иене и, как говорят, также и в Гомбурге, где обретался среди поэтов, которые били там баклуши при дворе какой-то ландграфини или принцессы. Но ведь сам-то Бендиг — санкюлот! Да и эта новость не самая свежая. Стишки Белендорфа, однако, известны. На восьмидесятилетний юбилей генеральши фон Розенберг и еще сия песенка в вышеназванных «Ведомостях»:
вернуться
Фридрих Зильхер (1789—1860) — немецкий композитор, автор романсов и песен на стихи Гейне, в том числе «Лорелеи». — Прим. перев.