— Подождите немного, я схожу куплю вина!
Ни Цзао только сейчас заметил в углу зала небольшой бар.
— Я скоро вернусь! — Чжао поднялся. — Возьмем пива — под пиццу лучше всего идет именно пиво. Или хотите чего-нибудь покрепче?
— Пожалуй, немного виски!
— Прекрасно! — Глаза Чжао загорелись. — Со льдом или без? Безо льда? Вы молодец!.. — Он удалился, но скоро появился вновь, с привычной ловкостью неся пиво и стаканчик виски. Себе он заказал немного водки.
— Прозит!
— Прозит!
— Ах да, мне все-таки надо было бы вам представиться. Дело в том, что я знаю вас очень давно. С вами учился мой старший брат.
— Кто он?
— Чжао Вэйда!
— Как? Вы его младший брат? Так, значит, ты… — Ни Цзао машинально употребил «ты» вместо «вы».
— Да, я Вэйши!
— Вэйши? А как же ваша визитная карточка?..
— «Великого мужа»[8] из меня не получилось! — Чжао горько усмехнулся, но тут же его глаза озорно сощурились. — Я убежал и стал бездомной собакой, поэтому иероглиф «великий» я поменял на знак «ничтожный», а у иероглифа «муж» изменил длину черточки: верхнюю укоротил, а нижнюю удлинил. Так появился иероглиф «ту» — «земля». Теперь я жалкая, ничтожная «пылинка». О’кей?
— Европейцы тоже говорят «о’кей»? — Ни Цзао рассмеялся.
— Конечно! Американцы считают, что они верховодят всем миром, и мы в Европе охотно подчиняемся их руководству. Теперь мы по любому поводу говорим «о’кей»!.. Вы, разумеется, знаете, что вся наша семья — революционеры, коммунисты. Только один я в семье оказался «уродом». — Он замолчал и взглянул на собеседника. Выражение лица Ни Цзао не изменилось, он оставался спокойным и продолжал улыбаться. — …В свое время я работал в дипломатическом ведомстве. В университете учил французский, вторым языком был русский. В 1964 году, после кампании «четырех чисток»[9], меня отправили трудиться в деревню у подножия гор Циляньшань. Мне это не понравилось, на душе было погано. К тому же многого я тогда просто не понимал… В 1966 году, когда началась культурная революция, всех моих близких и родных схватили как спецагентов: отца, мать, старшую сестру с мужем, обоих братьев с женами. В общем, вся семья оказалась шпионским гнездом. И тогда я убежал…
— Убежал?
— Подделал паспорт!.. Эх! Если бы вы знали, сколько мне пришлось после этого хлебнуть горя! Несколько раз я хотел покончить с собой. Но моя смерть вряд ли подвела бы черту под моим преступлением. Я прошу вас понять меня правильно: бесспорно я виноват в том, что, подделав документ, убежал, бежал как настоящий преступник. Однако впоследствии я не совершил ничего постыдного по отношению к родине. В конечном счете я принадлежу к тому поколению людей, которое взрастил Мао Цзэдун. Здешние антикоммунисты — я имею в виду тех, кто связан с Тайванем, — решили, что я ненавижу партию, они хотели затащить меня в свои организации, но я с ними разругался: пришлось однажды даже пустить в ход кулаки, за что меня, кстати, арестовала полиция.
Ни Цзао, улыбнувшись, кивнул головой. Ему, наверное, следовало бы сказать сейчас что-нибудь вроде: «Все это в прошлом! Культурная революция поставила все вверх дном…»
— Но вы еще сравнительно молоды, здоровы, здесь вы получили степень доктора наук… — вместо этого вставил Ни Цзао.
— Собачье дерьмо эта степень! — взъярился Чжао. Его лицо побагровело.
Официант принес обжаренное тесто, политое густо-красным томатным соусом и посыпанное тертым сыром, но Чжао Вэйту даже не взглянул на тарелку. В его глазах стояли слезы. Он устремил взгляд на собеседника, будто чего-то ждал.
Ни Цзао внезапно почувствовал необычайный прилив сил. Он знал, что Чжао ожидает от него каких-то слов, будто он, Ни Цзао, мог быть для него судьей.
— «Все будущее впереди, душа человека успеет себя раскрыть» — так говорит поговорка. Китай сейчас не такой, как прежде. Уверен, что у вас еще будет возможность поехать туда и убедиться самому — изменения произошли огромные… И потом, если человек любит свою родину, он непременно сделает все, чтобы принести ей посильную пользу, где бы он ни жил!
Чжао Вэйту уже взял себя в руки, хотя его глаза еще блестели от слез. Он предложил Ни Цзао выпить.
— Кажется, господин Ши Фуган и ваш отец… — Он внезапно переменил тему разговора.
8
Значение иероглифов предыдущего имени героя «Великий муж». Герой намеренно изменил иероглифы в имени, частично сохранив прежнее звучание, — получилось: «Ничтожная земля».
9
Политическая кампания 1963–1966 гг. в области политики, идеологии, экономики и культуры.