В Г. Ни Цзао зашел сначала в книжный магазин, в котором продавалась восточная литература, потом посетил Центр международных научных связей, где встретился с худенькой серьезной женщиной, доктором наук, носившей огромные очки. После встречи с ученой дамой он посетил порт и пообедал в обществе главного редактора самой крупной в городе газеты. Во время непринужденной беседы они как бы между прочим, но на самом деле вполне осознанно коснулись роли Мао Цзэдуна в истории и в современной идеологии. Редактор рассказал о том, что в 1966 и 1967 годах на европейскую молодежь оказали большое влияние «маоизм» и хунвэйбиновское движение. Эта тема так увлекла собеседников, что после обеда Ни Цзао, уже сидя в машине, направлявшейся в университет, не мог вспомнить, чем его угощали за столом, кроме пудинга, политого бренди. Впрочем, кажется, подавали еще густой бульон в маленькой тарелке, отдававший сильным запахом лука…
Программа была очень напряженной. На два часа дня в местном университете у него была запланирована встреча с шестью коллегами-китаистами, из которых четверо оказались европейцами. Один человек с красивыми голубыми глазами и длинными каштановыми волосами, зачесанными назад, своими интеллигентными манерами был похож на джентри[1]. Он говорил тихо и вкрадчиво, держался с большим достоинством и весьма церемонно. Мягкая добрая улыбка на его лице не мешала ему задавать неожиданные вопросы, порой ставящие коллегу в тупик. Второй собеседник, длиннорукий и длинноногий, то и дело щурил глаза и, сказав фразу, тут же сам смеялся, не дожидаясь реакции окружающих. Третий — обладатель ниспадающих до плеч волос — говорил по-китайски лучше, чем остальные, знал множество реалий из китайской действительности. Он считался знатоком современного Китая. Четвертый, пятый… Шестым оказался толстяк с мрачным взглядом, каждая клеточка его полного тела излучала сытость. Глядя на его тщательно вымытые толстые пальцы, словно вылепленные из полупрозрачного воска, Ни Цзао испытал неприятное ощущение, будто ему за обеденным столом подали колбаски, которые неожиданно ожили и пришли в движение.
Два других собеседника были соотечественниками Ни Цзао. Тот, что постарше, приходился младшим братом известному актеру из Ханькоу, игравшему роли военных в Пекинской опере[2]. На протяжении многих десятков лет он был известен как лучший исполнитель роли одного из героев «Речных заводей» У Суна[3]. Брат знаменитого артиста еще в сороковых годах уехал учиться за границу и остался там, поселившись в Г. И вот сейчас он предстал перед Ни Цзао в ладно сшитом бежевом костюме европейского покроя и в двухцветном галстуке. Глаза его были скрыты за очками в толстой оправе. Внешним видом и манерой держаться он нисколько не отличался теперь от остальных европейцев, и мало кто мог предположить, что еще некоторое время назад он был как две капли воды похож на сценического героя своего знаменитого брата. В нем теперь ничего не было ни от персонажей Пекинской оперы, или Ханьской драмы, или любого другого китайского театра. Его манера держаться, широко раскрывать глаза и наклонять подбородок при виде чего-то ему непонятного — все казалось вполне европейским. Правда, в манере разговора, в интонациях проскальзывала церемонность и вежливая предупредительность, которая теперь уже кажется старомодной, но именно этой своей чрезмерной вежливостью он напоминал Ни Цзао своего старшего брата, «актера из Грушевого сада»[4], с которым Ни Цзао раньше встречался, хотя и не часто.
Один собеседник привлек особое внимание Ни Цзао, ему показалось, что они в прошлом встречались. Это был широкоплечий и крепко сбитый мужчина, с прямыми, словно выточенными резцом скулами, приподнятыми густыми бровями, сросшимися на переносице, и с большими добрыми глазами, в которых проглядывали растерянность и даже робость, что не вязалось с его внешностью. Жизненный опыт подсказал Ни Цзао, что обладатель густых бровей — человек хотя и сильный, но несколько суматошный. Такие люди в любую минуту готовы протянуть вам руку помощи, но от них можно ожидать чего угодно. Видимо, это был человек добродушный, но вспыльчивый. Скорее всего, он никогда не испытывал чувства одиночества и тоски.
Разумеется, эти представления о характере соплеменника Ни Цзао почерпнул вовсе не из паспорта, украшенного выездной визой, который они предъявляли в аэропорту города Ф. Да… Здесь все было не так, как на Востоке, где большой добродетелью по-прежнему считается скромность. Здесь каждый человек, будь то мужчина или женщина и даже малолетний ребенок, обладает сильно развитым чувством собственного достоинства, каждый здесь идет вперед с высоко поднятой головой, важно выпятив грудь, демонстрируя свою значительность. Однако в соотечественнике, который был одет в ладно сшитый костюм и имел представительную внешность, что должно свидетельствовать о чувстве собственного достоинства, можно было заметить нечто жалкое, какую-то робость и даже отчаяние. Но почему этот незнакомый ему человек, с которым он к тому же встретился совершенно случайно, так занимал сейчас его внимание? Мало ли происходит подобных случайных встреч с разными людьми во всех уголках земли? Иссохшие телом, с отчаявшейся душой, живущие в тяжелых условиях, вступающие в конфликт с самими собой, они должны вызывать к себе сострадание. Но у Ни Цзао не было сочувствия даже к тем, с кем он был тесно связан.
1
Джентри (от
2
Вид театрального представления, сочетающий элементы оперного и драматического искусства; возник на севере страны, в районе Пекина.
3
Популярный средневековый роман «Речные заводи» в обработке и записи Ши Найаня (XIV в.). У Сун — персонаж романа, в одном из эпизодов голыми руками убивает тигра.