Выбрать главу

Зеленый тополь Наири

Красуешься под ветерком, сверкаешь свежею листвой, Дневной дороге тень даришь, глубокой ночью ждешь    зари. В теснинах сердца моего звонкоголосый говор твой, О дальний, дальний, дальний мой, зеленый тополь    Наири!
Ах, как взметнувшийся костер, стоит зеленый твой огонь, Я издали тебя молю, гори, мой трепетный, гори! Изжаждавшиеся поля желанною прохладой тронь, О дальний, дальний, дальний мой, зеленый тополь    Наири!
Поет мой жаворонок-сын, играючи в тени твоей. Его получше приголубь, порадостнее одари, Листвой веселой осени, отцовской ласкою согрей, О дальний, дальний, дальний мой, зеленый тополь    Наири!
Меча и пламени певец, хочу я лишь твоей любви, И если в праведном бою прикажет родина: «Умри!» — Умру, чтоб вольным быть тебе, исчезну я, а ты живи, О дальний, дальний, дальний мой, зеленый тополь    Наири!

«За старой садовой оградой…»

За старой садовой оградой Ручей пробегает легко, Дыхание нашего сада Несет далеко, далеко.
Сверкающим, благоуханным, Бессонно стремится вперед, Сливается вдруг с Воротаном И дальше бежит и поет.
С ним шепчутся клены и вязы, Песок золотится на дне, Таким он дошел до Араза, Волной прикипая к волне.
Слился с шумнопенным Аразом, Но тут еще песня не вся — Он в море врывается разом, Дыхание сада неся…
За старой садовой оградой Ручей пробегает легко, Дыхание нашего сада Несет далеко, далеко.

Маро Маркарян (р. 1916)

«Я в мир пришла как под хмельком…»

Я в мир пришла как под хмельком И оттого иду не в такт, Я изнутри обожжена И оттого иду не так. В круговорот Невзгод, забот Растерянно погружена, Я выровнять пытаюсь шаг — Не получается никак! Швыряет жизнь и в свет и в мрак, И сердце тайно устает. Всем улыбаюсь на ходу, Кто мне знаком и незнаком. С ноги сбиваясь, я иду Как в полусне, как под хмельком.

«Умолкла душа, опустела душа…»

Умолкла душа, опустела душа, Подобно покинутой хижине ветхой, И нá сердце пала печаль, как туман, И сердце зашлось от горечи едкой. Но кто ж так бесследно меня потерял? Но кто ж меня так незаметно забыл? Зачем я средь этой ненастной мглы Держусь, уцепившись за выступ скалы, Сломавшейся веткой?

«Но все ведь и было только затем…»

Но все ведь и было только затем, Чтобы ты был. Жизнь мне дала все, что могла, Кроме тебя. И я осталась ни с чем, Совсем ни с чем. Многозвучный мир без тебя И глух и нем. Кроме тебя, жизнь мне дала Все, что могла, А нужна была лишь затем, Чтобы ты был.

«Что вижу в дальней дали дней?..»

Что вижу в дальней дали дней? Верхушки черные плетней, Терновник в связках синих бус… Как терпки ягоды на вкус! Там тишина вплелась в кусты. Крапивы заросли густы, — Они стремятся ввысь, колебля Свои готические стебли В руинах крепостной стены. Сквозь пол, сквозь каменные плиты Пробилась травка там, где скрыты Глухие тайны старины…

«Клочки тумана в сучьях дуба…»

Клочки тумана в сучьях дуба, Нагнувшегося со скалы. Средь плотной мутно-белой мглы Ни вести, ни следа, ни знака О затерявшемся селенье. Лишь белый океан вокруг, Как призрак светопреставленья. И вдруг так славно, так беззлобно Залаяла вблизи собака, И этот звонкий добрый звук О камень бьется дробно-дробно…

«Вот глинобитная хибарка…»

Вот глинобитная хибарка С одним-единственным окном И с плоской кровлею, — на ней По краю — маки рдеют ярко, В середке — поле подо льном. В хибарке сладок запах пряный От вянущих пучков тимьяна; Косички лука, чеснока Свисают из-под потолка. Вязанки хвороста вповалку Лежат у глиняной стены, И вид у них сиротский, жалкий. На полках — миски, чугуны И меднозвучные котлы, — Чуть тронуть — слышен гул набата. В углу, где всей семьей ухваты, Местечко есть и для метлы. А за порогом — шелковица Растет у самого окна. Есть ветка у нее одна, Случилось, бедной, надломиться: Так часто мы ее сгибали, Что не согнули, а сломали, Но боль она превозмогла, Надломленная, зеленела, Дарила ягодами нас. Я всей душой ее жалела, О ней горюю посейчас, — Надломленная, зеленела, Дарила ягодами нас…