Выбрать главу

- Ага. На брусочке. И поливает маслом. Чтобы ни-ни... никакой

зазубринки. Даже невидимой.

Николай Николаевич кивнул.

- Вот и я, - сказал он, - должен закончить маленький колодец без

зазубрин внутри. У вас масло - а у меня медный купорос. - Он наклонил

бутылочку и пустил в отверстие колодца несколько зеленых капель. -

Теперь, - продолжал он, - беру вот этот напильничек, называется

"бархатный"...

А напильничек-то, глядят ребята, чуть потолще иголки. Насечку на

нем и не рассмотришь - глаза заслезятся.

Мальчики следят за руками инструментальщика. Ждут...

Однако бархатный напильник не успел опуститься в колодец.

Русакова окликнули.

По цеху быстро шел человек в пиджаке и галстуке. В руках у него

был свернутый в трубку чертеж. На ходу кивком головы он здоровался с

рабочими.

Не дойдя до верстака, круто остановился и подозвал Русакова.

Между ними завязался разговор. Но и к нам долетали беспокойные

слова.

- В Индию еще не отправили? - с удивлением сказал Русаков. - Вот

так раз!

Вошедший загорячился:

- Да готова машина, совершенно готова! Но на испытании

застопорилась. Пришлось забраковать одну из деталей. Совсем по-новому

надо ее сделать, вот глядите! - И он развернул перед Русаковым чертеж.

Николай Николаевич заинтересовался чертежом, принялся его

разглядывать.

Потом вздохнул и показал в сторону верстака:

- Но у меня еще своя работа не закончена...

- Отложите! - перебил вошедший. - Сейчас самое главное для нас -

отправить машину в Индию!

Русаков пожал плечами:

- Отложить, товарищ директор, недолго. Но ведь есть у нас

инструментальщики и посвободнее меня. А я терпеть не могу оставлять

работу незаконченной.

Директор завода перебил:

- И слышать не хочу! Никто, кроме вас. Штамп надо сделать за

десять дней. Часа не могу прибавить!

Русаков даже попятился, изумленный:

- Что вы... Такая сложная деталь... Нет, это невозможно.

- Не верю, - настаивал директор, - не верю. Для вас, Николай

Николаевич, нет невозможного. Руки у вас золотые!

Тут я снял своих мальчиков с подставки. Шепнул им: "Николаю

Николаевичу теперь не до нас..."

И мы ушли с завода.

Наши тревоги

Вот мы и дома.

Прошел день - мальчики возвратились из школы.

И сразу ко мне:

- А что дядя Русаков? Так и оставил нашу плашку? А Индия - это

важно?

Я порылся у себя в записной книжке.

- Вечером, - говорю, - узнаем, как у него дела. Вот его телефон.

Застал Русакова дома. Он отдыхал после работы, но все же охотно

взял трубку и на все мои вопросы ответил.

Про плашку сказал так: "После вас, в тот же вечер, доделал ее и

сдал куда следует. Спасибо, - говорит, - Алеше и Саше, трудолюбивые

ребята, всем интересуются. В их, - говорит, - компании мне и

работалось веселее".

- А что еще сказал Русаков? - заинтересовался Саша. - Отбился он

от директора? Вот смешной? За десять дней чтоб... Я бы отбился...

- Нет, - говорю, - не отбился. Николай Николаевич думает немножко

иначе, чем ты. Чертеж индийской детали он взял домой. Теперь сидит над

ним и раздумывает, как бы невозможное сделать возможным...

Алеша захлопал в ладоши:

- Значит, за десять дней надеется!

Еще день прошел.

Наступил вечер. Саша и Алеша опять тянут меня к телефону.

Не хотелось мне беспокоить уставшего человека - да разве от

мальчишек отвяжешься? Позвонил, узнал, что делается на заводе.

Объявляю ребятам:

- На десять дней Русаков не согласился.

Тут уже Саша обрадовался:

- Ага, по-моему выходит, по-моему! Там не десять, а, наверно,

двадцать надо!

- Да, - снова говорю я, - на десять дней не согласился. Изучил

чертеж и обнаружил, что штамп можно сделать быстрее, не за десять, а

за девять дней с половиной.

Саша от удивления только рот разинул. Впрочем, и Алеша не сумел

произнести ни слова.

Я продолжаю:

- Суть в том, что Николай Николаевич знает, что такое Индия.

Бывал там как депутат Верховного Совета. Ведь наше Советское

правительство крепит дружбу со всеми народами. Теперь послушайте, что

нашего депутата там глубоко опечалило.

И я рассказал ребятам о бедах и несчастьях этой великой страны. В

Индии плодородная земля. Щедрое солнце, яркое голубое небо. Но редко

выпадает дождь. Из-за этого чуть не каждый год у крестьян гибнут

посевы. Одно спасение: надо поднять воду из рек и пустить ее ручейками

на поля. А это под силу только крупным машинам...

- Значит, нужны электростанции! - подхватил мой рассказ Алеша. -

И они обратились к нам, на завод "Электросила". Потому что в Индии

знают, что мы им поможем... Все ясно!

Вставил слово и Саша. Но у него свои мысли:

- А как, скажите, пожалуйста, Русаков убавил полдня? Даже

непонятно. Спросить бы его по телефону.

- А разве я не сказал? Эх... - посетовал я на стариковскую

забывчивость. - Николай Николаевич, - говорю, - пошел на очень смелый

шаг. Готовя штамп, инструментальщик - сами видели - то и дело

заглядывает в чертеж. Казалось бы, пустяковая задержка в работе:

минута-другая - есть о чем говорить! Но штамп для детали в индийскую

машину особенно сложен, и - как подсчитал Русаков - на этих минутках

за десять дней он потеряет полдня!

Нет, такого Николай Николаевич допустить не мог.

А как быть?

Заучить этот чертеж - иного не придумаешь. И

слесарь-инструментальщик Русаков усилием воли заставил себя это

сделать.

Был чертеж на листе бумаги: сложный - из густой сетки линий, со

множеством цифр. Теперь чертеж как бы отпечатался в памяти Николая

Николаевича.

Вечерок Русаков просидел над чертежом.

А утром, придя на завод, объявил:

- Десять дней мне не надо. Вырежу штамп за девять с половиной.

Он запевает песню

Это было утро вторника.

Потом наступил день, Алеша пришел из школы - и сразу к календарю,

который у нас на стене.

Постоял перед календарем, потоптался. Протягивает руку к листку:

- Уже можно сорвать?

- Что, - говорю, - за спешка? Вечером сорвешь, как всегда.

А сам догадываюсь, что у мальчишки на уме. Хочется ему поскорее

начать счет заводским дням; но зачем же портить календарь?

Вечером пришел Саша, и друзья, сорвав листок, припрятали его со

словами:

- Первый день работы у Русакова кончился. Полезай, вторник, в

коробку!

Но мальчикам не терпелось заглянуть и дальше в календарь.

Тесня друг друга лбами, они приподнимали листочки.

- Среда... четверг... пятница - это уже четыре дня. Суббота и

воскресенье - выходные. Дальше - понедельник, опять вторник, среда...

Наконец отметили красным крестиком листок, на котором кончатся

девять дней с половиной.

- Деда, мы его поздравим, правда?

- А подарки за это делают?

- Лучший, - говорю, - подарок для Николая Николаевича - это не

мешать ему работать. И не беспокоить его, когда отдыхает... Согласны?

- Согласны, - сказали мальчики и потащили меня к телефону.

Принялись уговаривать: - Ну только еще разочек... Ну пожалуйста... И

больше не будем звонить...

- Уговор?

- Уговор.

Оставалось взять трубку телефона.

Но то, что я услышал от Русакова, поразило меня.

- Что? Что?.. Еще на день убавили - да мыслимо ли это? Ах, это

уже станочники? Их заслуга?..

Николай Николаевич стал мне объяснять, что станочники,