и колодец с ключевой водой.
Пришлось согласиться.
- Вот навязались в гости на свою голову... - проворчал матрос,
подтянув штаны и пролезая через навоз в коровник.
Наконец смотритель, видимо решив, что мы вполне оценили все
усовершенствования в его хозяйстве, открыл ворота лесного склада.
Вошел я на склад, взглянул на штабеля разделанного леса, и тут
меня как в лоб ударило: вот куда надо было давным-давно забраться! Вот
что нас с бронепоездом выручит! Бревна, доски - чем не защита от пуль
и снарядных осколков? Вполне подходящий материал, я это знал по
саперным работам. Не раз видел на позициях, как строят бревенчатые
укрытия - блиндажи - для пулеметов, и даже сам однажды такой блиндаж
выстроил, что вражеские пушки пронять его не могли. Почему же в
полувагоне не соорудить блиндаж? Не ездили еще на колесах блиндажи,
так пусть поездит один!
Решив, я сразу начал действовать.
Ребята уже пообедали, отдохнули и слонялись без дела. Кто грибы
высматривал на опушке леса, кто зайчишку подстерегал, кто постирать
пошел к ручью.
Я созвал паровозным гудком всю команду, велел взять у смотрителя
топоры, пилы, раздобыл гвоздей и кузнечных скоб и поставил ребят на
стройку.
Сначала не очень охотно махала топорами моя команда. А потом, как
увидели ребята, что дело получается, да смекнули, к чему я весь огород
горожу, тут и топоров не хватило: все вдруг оказались природными
плотниками!
Блиндаж сделали так: обшили вагон изнутри, по железным бортам,
толстыми двухдюймовыми досками. Только обшивку поставили не вплотную к
бортам, а отступя примерно на ширину лопаты. Получилась у нас как бы
коробка в коробке: в железную коробку вагона вставили еще деревянную.
И весь промежуток между двойными стенками завалили мешками с песком. У
вагона получились блиндированные борта, которые не боятся ни пуль, ни
снарядных осколков.
Пули и осколки застревают в песке. Только фугасный снаряд, и то
при прямом попадании, может продырявить такую стену. Но от фугаса,
даже обычного полевого калибра в три дюйма, не спасает бронепоезд и
броня, будь она трижды стальная.
Конечно, подвернись мне в это время броневые листы, я бы за них
весь свой блиндаж с придачей отдал. Сталь в бою не загорится, а нашу
сосновую броню поджечь ничего не стоило. Да и вид уж, конечно, у
вагона не тот, не грозного вида! Какая гроза в деревянной избе!
Но делать было нечего. Из Киева вместо брони пришло только
письмо. "В полевых условиях, - писал мне инженер с завода, -
бронировка поезда невыполнима. Необходимо поставить вагоны на завод".
И точка. Матрос даже фыркнул, когда я читал это письмо. Да и в самом
деле: кто же поедет в такую пору с фронта, чуть не за триста верст, на
завод!
Короче сказать, пришлось бронироваться сосной. Установив стены,
мы прикрыли постройку сверху бревенчатой крышей на два ската. Бревна
сбили плотно и взяли на железные скобы, какие употребляются при
постройке домов. В блиндированных стенах по обоим бортам, на уровне
груди, оставили просветы. Это были бойницы - на случай, если бы
пришлось отстреливаться из винтовок.
Только спереди мы оставили вагон открытым, чтобы не стеснять
работу орудия. Тут гаубица сама прикрывала и нас и себя своим широким
щитом.
Поехали мы обратно на позицию и с собой сосновый воздух повезли.
Артиллеристам очень понравился блиндаж: теперь, мол, и мы с квартирой!
Кто-то выскочил из вагона и наломал веник, чтобы деревянный пол
подмести.
Все прибрали, разложили по местам. Хлам в углах уже больше не
скапливался - чистота!
Так из полубронепоезда получился у нас блиндибронепоезд: впереди
паровоза вагон-блиндаж с орудием, а позади паровоза бронированный
вагон пулеметчиков.
Только вернулись мы в Жмеринку, а навстречу нам конные. Это были
комбриг со штабом. Подъезжают все ближе. И вдруг комбриг выпрямился в
седле и резко остановил лошадь. Блиндаж увидел!..
Я так и замер в вагоне. Жду, что будет...
В это время к комбригу подъехал верхом Иван Лаврентьич и
заговорил с ним, кивая на блиндаж. Комбриг покачал головой и
рассмеялся.
Тут я пулей вылетел наружу, подскочил к комбригу - рука под
козырек:
- Товарищ командир бригады, разрешите блиндибронепоезду
действовать на передовых позициях в открытом бою!
Теслер медленно перевел взгляд на Ивана Лаврентьича.
Иван Лаврентьич хохотал.
- Ты видел такого? Врасплох берет, а? По-боевому!..
Я не опускал руки.
- Раз-ре-шаю! - вдруг сказал Теслер и дал шпоры лошади.
Я как на крыльях пустился обратно к вагону.
- Сапоги почини, эй! - крикнул вдогонку Иван Лаврентьич. - Пальцы
босые!
Какие тут сапоги!.. Разве до сапог!
x x x
Весь день и ночь шла у нас подготовка к боевому выходу. Казалось
бы, велико ли дело вывести поезд из тыла на передовую линию: десять -
пятнадцать минут ходу - вот ты уже и в пехотной цепи. Я и сам сначала
так думал, да одного не учел: ведь поезд - машина, а бронепоезд еще и
боевая машина. Орудие, пулеметы, ходовые части вагона, паровоз - вон
сколько в этой машине отдельных механизмов.
Пока мы с поездом оперировали в тылу, на многое как-то и внимания
не обращали. Скажем, тормоза. Ну что значат тормоза при тыловой
работе? Мало-мальски держат, не дают поезду скатиться под горку - и
ладно. А как эти тормоза действуют в ходу, сколько надо времени
машинисту, чтобы остановить поезд, - никому и в голову не приходило
последить за этим. Минут мы не считали, нам нужно было только одно -
занять хорошую огневую позицию.
Мало нас интересовали и такие вещи, как буксы у вагонов, крюки,
сцепки, оси, подшипники, словом, - ходовые части поезда. Передвигались
мы последнее время не часто - поезд целыми днями стоял на месте,
потому что стрельба шла с телефоном, - и смотрели мы так: колеса под
вагонами есть, вертятся - ну, значит, ездим, и на позицию и на ночлег
попадем.
А теперь, вижу, не то: каждый болтик и винтик приобретает боевое
значение! Не пойдешь же, в самом деле, в открытый бой с разболтанной
сцепкой: даст машинист контрпар - вот и оборвался вагон. А еще хуже
того, если тормоза не сработают: весь поезд потеряет управление - тут
его и расщелкают с батарей!
Все это я очень ясно себе представил, как только мы начали
готовиться к выходу на передовую, и понял, что в таком деле спешка не
годится.
Чуть ли не полдня ревизовала наш поезд бригада рабочих и техников
из жмеринского депо. Они выстукали все колеса, перещупали рессоры,
буфера, крюки, цепи, лазили под вагоны, забирались несколько раз на
паровоз и спускались обратно, и везде что-нибудь подвинчивали,
смазывали, приколачивали. После этого они отвели наш поезд в самый
конец станции, выбрали среди свободных путей прямую колею версты в две
длиной и давай гонять весь состав из конца в конец. Разгонят на полный
ход - и сразу тормоз, колеса намертво. Дрогнет поезд - и станет,
только синий дымок из-под колес. Наконец испытание кончилось.
Машиниста, Федора Федоровича, пригласили в депо подписать акт. Только
он ушел, а на паровоз уже взобрался Никифор с телефоном.
- Нам, - говорит, - теперь наблюдательных пунктов больше не
устраивать, так пусть между орудийным вагоном и паровозом связь будет.
- Умно, - говорю, - парень, придумал! Рупор рупором, а телефон
тоже не помешает.
Тем временем Панкратов с пулеметчиками подготовлял к бою