Так или иначе, ночью в дом Левшей приходил человек и, хотя они не допускали мысли, что утопленник может вернуться на место, где он утонул, Опекун сообразил, что он мог прийти за своими бумагами с маслобойни и за синей тетрадкой. Бумаги, однако, едва ли могли ему понадобиться, Опекун ходил на маслобойню спросить, не нужны ли они, и на маслобойне сказали, что они не нужны, поскольку это квитанции от весов. Значит, раз эти бумаги не нужны на маслобойне, то и ему они не нужны, и если он возвращался сюда, то возвращался за тетрадкой.
Эта тетрадка так и лежала, припрятанная Опекуном, никем еще не прочитанная, потому что в начале стояло предупреждение — дальше не перелистывать, да если бы Опекун и механик и перелистали ее дальше, вряд ли они поняли бы все, что там написано. Поэтому они решили найти подходящего человека, то ли учителя, то ли агронома, то ли еще кого, развязать тугой узел и посмотреть, что там дальше написано. Может, из написанного все станет ясно, а может, Левшонок оставил в тетради какой-то предсмертный знак, и по этому знаку удастся когда-нибудь его найти.
Что же касается таинственного посетителя в санях и с собакой, Опекун и механик долго колебались, говорить ли о нем другим или ничего не говорить, а когда сказали, никто в Нижнем Лихе им не поверил. В тот же день повалил снег, засыпал следы таинственного посетителя и собаки, так что люди, которые проходили по улице и заглядывали во двор, видели девственный снег и лишь кое-где на снегу воробьиные следы. Человек для чтения тетрадки нашелся, с этой целью Опекун и механик обратились ко мне. Они оба надеялись, что, когда тугой узел будет развязан и тетрадка прочитана, все, что касается исчезновения Левшонка, полностью разъяснится, а получилось как раз наоборот. Мы развязали веревку и тут же наткнулись на другой узел. Это был дневник молодого человека. Дальше следует сам дневник, приведенный почти целиком (за исключением некоторых поправок, сокращений и перестановок, сделанных для большей ясности), к сожалению незаконченный.
Тугой узел,
затянутый Опекуном парнишки при попытке его развязать
Из всех моих учителей в гимназии я больше всего любил учителя литературы Апостолова, — пишет в своем дневнике Левшонок, — потому что он первый взял меня под свое крыло; отец делал ему однажды бочонок для вина, они были знакомы, и еще он был знаком с моим опекуном, так что, когда Опекун привез меня в город, Апостолов помог спять мне комнату недалеко от его дома. Я снимал комнату за старым постоялым двором, Апостолов после уроков часто звал меня к себе домой, давал мне книги. В первый раз я увидел столько книг в одном месте, книг было намного больше, чем буковых клепок в бондарне моего отца. Когда позже я начал писать глупые сочинения по литературе, учитель внимательно читал их и советовал мне и дальше заниматься сочинительством. После окончания гимназии я стал работать на маслобойне, целыми днями взвешивал семена подсолнечника, моя работа заключалась главным образом в том, что я бегал между весами и складом. Я очень уставал, по вечерам заходил к Апостолову поговорить, а по воскресеньям обычно оставался в городке, ехать в деревню мне не хотелось. Почему не хотелось, я объясню позже.
По воскресеньям я помогал Апостолову пилить дрова и складывать их правильными штабелями под навес, на зиму. Учитель бранил меня за то, что я пал духом на своей маслобойне, промеж гор жмыха и семечек, уверял, что я с жиру бешусь и что я должен смотреть на жизнь светло, жить, как живет подсолнух, повернувшись лицом к солнцу, то есть к свету, а не к прессам маслобойни — до них все равно дойдет очередь, мы сами в них полезем, но это будет в конце, не надо сейчас об этом думать! Он пытался закалять меня, как закаляют сталь, хотя во мне ничегошеньки стального не было. Апостолов каждый день бегал от инфаркта, у него была аритмия. Он прихрамывал на одну ногу, едва заметно, но, когда он бежал, хромота усиливалась. Учитель физкультуры Ангел Вентов привез ему из Москвы шагомер, Апостолов носил его в кармане на месте карманных часов и каждый день мерял, сколько шагов пробежал он от инфаркта. Он полагал, что для того, чтобы убежать от инфаркта, надо пробегать в день не меньше десяти тысяч шагов.