Таким я его и запомню — подвижный, прихрамывающий на одну ногу, с шагомером в кармане и пилой в руке. Он очень любил пилить дрова, приспособил для этого во дворе буковый чурбан, клал на него метровые бревна и, наступив на них хромой ногой, чтоб не елозили, принимался работать пилой. Очень часто мы пилили вдвоем, особенно когда попадались бревна потолще. Напилив груду поленьев, мы кололи их на две или на четыре части, переносили дрова под навес и складывали их там в абсолютно ровные и правильные штабеля. С двумя вещами он обращался чрезвычайно аккуратно — с книгами из своей библиотеки и с буковыми дровами на зиму. Пока мы пилили дрова на буковом чурбане, его жена Найда, молодая, высокая и смуглая, играла с учителем физкультуры Ангелом Вентовым в бадминтон. Она родила мужу мальчика, мальчик был такой же смуглый, как мать, лопоухий, с облупившимся на солнце носом. В школу он еще не ходил. С ним не было никакого сладу, во дворе он играть не хотел, карманы его всегда были набиты рогатками и камнями, и, где бы он ни пробегал, позади оставались разбитые окна.
Родители нарекли его Аттилой, и это имя, думается, очень ему подходило. Наш город — маленький, скорее городок или городишко, — был ему тесен, и Апостолов шутил, что, если Аттила будет и дальше развиваться такими же темпами, через год-другой в городке не останется ни одного целого стекла. Ведь мальчишка — словно Давид из Библии, в каждом окне видит Голиафа, а в городе Голиафа нет, есть только филистимляне. Учитель физкультуры Ангел Вентов приложил немало стараний, чтобы приохотить Аттилу к бадминтону, но эта игра казалась мальчишке скучной, потому что, как бы сильно он ни замахивался, все равно не получалось никакого треска. Другое дело, когда натянешь рогатку — эту маленькую пращу, — и стекло грохнет и со звоном посыплется на землю или на крупный булыжник, если окно окажется в старом квартале, где жил Апостолов!
Апостолов любил подшучивать над собой и этим подкупал меня. Немногие умеют подшучивать над собой! Шутить над другими — да, пожалуйста, но над собой мы редко отваживаемся шутить, это унижает наше достоинство; я заметил, что один меньше, другой больше, один явно, другой тайно, но каждый занимается тем, что блюдет свое достоинство. Топчась вокруг букового чурбана, Апостолов шутил, что это, мол, хорошо, когда во дворе два чурбана — один буковый, а другой хромой и, хотя один из них читает Платона и Аристотеля, а другой спокойно стоит на дворе, обоих можно считать философами, хоть и дубинноголовыми. «Смотри не стань третьим дубинноголовым на этом дворе!» Когда Апостолов видел, что я погружен в свои мысли или невесел, он ободряюще хлопал меня по плечу и говорил: «Погрусти, погрусти! И апостол Петр грустил!.. А теперь бери пилу и за дело! Вон какая гора нас ждет, всю эту махину надо и обрубить, и распилить, и уложить на зиму под навес! В Рим мы не попадем, и львам нас не бросят!..» Учитель часто шутил на эту тему, вместо приветствия спрашивал: «К Риму путь держишь?» — и я ничего не мог ему ответить, потому что, спроси я сам себя, куда я держу путь, я ответил бы, что не иду никуда!
Зовут меня Петр, окрестили меня так не в честь апостола Петра, а в честь деда, которого я не помню. По словам Апостолова, имя у меня греческое, в переводе значит «каменный», «из камня», то есть не человек, а кремень. И я, как другие, случалось, рассказывал кому-нибудь кое-что о себе, но описывать свою жизнь и свои переживания никогда не пробовал и если садился иногда, особенно по вечерам, за эту тетрадку и что-то кропал о жалких происшествиях своей жизни, то этим я тоже обязан Апостолову. Я даже слова его употребляю, и целые фразы. Сам он постоянно вел дневник своей жизни, у него накопилась куча тетрадей, в них была записана не только его биография, но и разные его наблюдения и исследования из жизни каракачан[2], или цыган, или сборщиков каштанов. Осенью Апостолов целые недели проводил в горах, в каштановых рощах — там устраивали лагеря, мужчины сбивали созревшие каштаны, женщины и дети чистили их, ссыпали в мешки, и каждый день вереница ослов и мулов, нагруженная каштанами, отправлялась в город. Можно сказать, что Апостолов был кем-то вроде летописца родного города, но свои записи он хранил в тайне. Кое-что из своих записок он понемногу пересказывал мне, но только то, что относилось к природе, да и то редко. Думаю, он делал это больше для того, чтобы подвигнуть и меня на это занятие, тем более что я любил писать, вернее, сочинять, я испытывал от этого волнение… Но вернусь к своему рассказу.
2
Каракачане — представители грекоязычной этнической группы Балканского полуострова; занимаются преимущественно овцеводством и ведут полукочевой образ жизни. —