А в р а м Ч е л н о к. Я только хочу еще добавить!
У н т е р. Добавляй, добавляй!
А в р а м Ч е л н о к. Хочу добавить, что мы вовсе и не хотели с ним якшаться, и, когда он нас подхватил и понес, я сказал нашим: «Глядите каждый в свою сторону, авось углядим кого-нибудь, кто придет нам на помощь!» Первым я углядел свата — он рубил тяпкой тыкву, кабанчика откармливать. Я стал его звать, другие тоже пособляли, кричали: «Сват, эй, сват!» А он ноль внимания, уткнул нос в свою дурацкую тыкву, и ни до чего ему больше дела нет. У нас тут каждый в свое уткнулся, никто и не смотрит, что ты летишь, к примеру, или что ты на помощь зовешь. Зато нас углядела зенитная батарея, которую государство на то и поставило, чтоб она глядела, и стала она обстреливать аэростат, а заодно и нас обстреливать. По этой причине нам пришлось еще выше подняться, некоторое время мы в туче прятались, потом снова в чистом небе оказались, там нас ветры подхватили, стали мы вместе с аэростатом сновать словно челнок туда-сюда и всё надеялись, что рано или поздно наш аэростат прищучат. Так оно и случилось, однако когда вы его прищучили, так вы и нас вместе с ним прищучили!
У н т е р. Это ты и хотел добавить?
А в р а м Ч е л н о к. Это и хотел.
У н т е р. Добавьте ему к этому добавлению еще десять плетей.
Полицейский выводит Челнока.
Следующий!
А в р а м ч о. Я, рядовой Аврамчо Вылков, седьмого пехотного его величества полка, находясь в трехдневном отпуску за отличное несение службы, могу рапортовать о следующем. Около одиннадцати часов я сгребал сено на лугу, находящемся в угодьях Аврамовых Хуторов, когда заметил в небе летящий военный аэростат. Когда объект приблизился, я установил, что это аэростат воздушного заграждения, дезертировавший с фронтов второй мировой войны. Под прикрытием ночи дезертир и искал место в горах, чтобы укрыться. Я тут же приостановил косьбу, господин унтер, потому что я помню солдатскую присягу, согласно которой долг превыше всего, а косьба уж потом! И я тут же включился в преследование дезертира. Так как мы не располагали никаким огнестрельным оружием, нам пришлось вступить в рукопашный бой. Бой начался на земле и продолжался в воздухе, и, пока мы неслись по воздуху, вцепившись в летящий военный объект, появились лазутчики и наблюдатели из соседних балканских стран. Это еще больше повысило наш боевой дух, и мы полетели над Балканами в самых героических позах. Тут появился ангел-регулировщик с рупором и предупредил нас, чтобы мы не пересекали небесное пространство, за ним появился второй ангел, он нес под мышкой душу умершего жителя Земли, за ним третий ангел замыкал процессию, но мы не испугались, наоборот, ответили на предупреждение головного ангела громоподобным «ура!». Как только ангелы почувствовали, что с нами шутки плохи, они отступили вслед за головным ангелом.
У н т е р. Все ли, кто участвовал в преследовании, исходили из подобных патриотических побуждений?
А в р а м ч о. Так точно, господин унтер! Мы все, как один, действовали из патриотических побуждений, а лазутчики и наблюдатели стран и народов Балканского полуострова поднимались у своих границ на цыпочки и пялили на нас глаза. Я только наверху понял, господин унтер, нашего ротного, который все твердил нам, что на марше мы должны так печатать шаг, чтоб земля под нами дрожала, потому как, говорил он, когда ты печатаешь шаг, все Балканы на тебя смотрят! У Балкан дух захватило, господин унтер, когда они увидали, как мы с голыми руками вступили в рукопашный бой с военным аэростатом и так стремительно атаковали его, что вместе с ним взлетели в воздух. Только вот батарея плохо прицел взяла, так что вместо аэростата нас обстреляла… Рапорт сдан, господин унтер! Разрешите быть свободным?
У н т е р (медленно слезает с тюков). Армия никогда не может координировать свои действия так, как их полиция координирует. Мало того — армия всегда тащится в хвосте событий, а полиция всегда событиям путь преграждает… Живей, живей поворачивайтесь! (Кричит.) Начинай грузить! Всех лошадей навьючивай! Обратно пешим ходом пойдем! Живей поворачивайся!.. И уведите солдата этого! Накрутите ему холку за то, что позволил какому-то аэростату себя в плен взять. А за то, что аэростат таскал его по небу как чучело на глазах у всего Балканского полуострова, — десять плетей!
Полицейский выводит Аврамчо.