Не так давно одна довольно высокая персона (на уровне директора) ни к селу ни к городу заявила в общественном месте, будто я выходец из богатой, аристократической семьи. Испугавшись, я сам было поверил, что родился в такой семье, а потом спохватился и засел писать автобиографию, начав с событий, случившихся до моего рождения. Мне захотелось доказать этому человеку, что все как раз наоборот, и ткнуть его носом в неоспоримые доказательства. Я не без злорадства представлял себе, как он, прочтя мою биографию, будет лопаться от досады, что уже нельзя будет приписать мне ни один из грехов презренного класса. Вот и выходит, что, вдобавок ко всему, я еще оказался и злопамятным, — но это неудивительно: трусливые всегда держат нож за пазухой. Надо сказать, что с моим отцом, деревенским пролетарием, тоже надо было держать ухо востро. Когда Баклажан, потеряв терпение, постучал в дверь и спросил у него, как идут дела и что он себе вообще думает, мой будущий отец, скрипнув от злости зубами, ничего не ответил. Когда же гости принялись молотить кулаками в дверь и орать: «Эй, жених, да ты часом не заснул?», мой будущий отец, выйдя из себя, подсел, а затем и прилег возле моей будущей матери. К сожалению, в те времена стриптиз еще не успел войти в моду, и отцу пришлось изрядно попотеть, пока он управился с многочисленными исподними юбками нареченной…
(Боже, я не раз слышал, как по прошествии сорока лет он с завистью говорил о том, насколько легче в этом отношении участь современного мужчины!)
А когда пропел первый петух, прогремел первый выстрел с порога нашего дома. Отец мой что было мочи жал на спуск проржавевшего револьвера, возвещая о том, что он стал мужчиной — немного преждевременно и не без труда, но — стал. А примитивный свадебный народ таращился на рубаху молодой, заливая пьяные зенки подслащенной ракией, и драл глотки. Выстрелы моего будущего отца, изрешетившие раннее утро, взбудоражили собак, сотрясли стены деревенских домишек, и даже не на шутку струхнувшие блохи не смели шевельнуться в ватных одеялах. А отец все стрелял и стрелял. Как все мои родичи, он был хвастуном и выстрелял целую меру патронов.
10
Родители моей матери не случайно запросили за нее три тысячи левов, несколько голов скота и гектар земли. Она стоила много дороже, хотя бы уже потому, что родила меня и подарила Болгарии сына, без которого судьба моего отечества была бы, прямо скажу, гораздо несчастливее. Но будем скромными — не зря же к этому нас призывают ежедневно, ежечасно — и предоставим последнее слово истории. Я не стану распространяться о том, как матери моей удалось вычистить авгиевы конюшни своего нового семейства. Она истребила столько паразитов, сколько нынешним санитарным властям не снилось и за десять лет, причем сделала это без применения каких-либо препаратов. Бабка моя не чуяла под собой земли от счастья, когда по весне, пристроившись возле дома на припеке, сноха искала у нее в голове. Волосы у бабки были черные как смоль, и всякая копошившаяся в них живность была видна простым глазом с улицы.