Преследователи Татарова, сбившись со следа, подались на заставу. А наутро они были захвачены ротой солдат, которую привел капитан Арабов. Распорядившись держать арестованных в подвале вплоть до его возвращения, капитан уехал в Варну. Но озлобленному Татарову, у которого накануне вечером кто-то поджег сеновал, не терпелось взять реванш. На другой день двое стражников по его указке засунули Дончо в рот кляп, завернули его в солдатские одеяла и, погрузив на телегу, повезли в Арнаутлар к остальным арестантам. Дядя Мартин сразу понял, чем дело пахнет, сунул под полу карабин и через неубранные кукурузные поля махнул в Арнаутлар. Ему не терпелось испробовать раздобытое оружие на живой мишени. Дойдя до глинища, дядя Мартин залез на грушу и стал ждать. Как он и предполагал, вскоре послышался стук подъезжающей телеги. Не доезжая до ям, в которых наши мужики копали красную глину, телега остановилась. Стражники сволокли Дончо на землю и повели его к ямам. Потом вынули у Дончо изо рта кляп и развязали ему руки, чтобы ему было сподручней «бежать». Трифон Татаров встал по ту сторону ямы: ему не терпелось увидеть своими глазами, как стражники прикончат Дончо «при попытке к бегству».
Но Дончо и не думал бежать. Он сел и уставился в землю, казалось, ему и дела нет, что через несколько минут его пристрелят. И только стражники защелкали затворами — он встрепенулся и поглядел по сторонам.
— Подойди поближе, чтоб лучше видеть! Ты, туз! Тебе говорю! — крикнул он выглядывавшему из-за куста Татарову.
Тот вдруг переменился в лице и согнулся, как от удара, — его стошнило. Потом он говорил, что страшнее слов в жизни не слыхивал.
Дядя Мартин взял на прицел стражника, намеревавшегося выстрелить Дончо в грудь, и тот неживой свалился в яму. Другой стражник кинулся наутек, а Трифон Татаров шмыгнул в кукурузу. Дядя Мартин, с улыбкой наблюдавший за всем этим из своего укрытия, спрыгнул с груши и подошел к Дончо. Он дал ему винтовку убитого стражника и постарался замести следы. Не сказав друг другу ни слова, они расстались. Дончо подался в глухие Дживельские леса, а дядя Мартин, довольный своим новым оружием, отправился домой.
И вышла такая же история, как и с покушением на учителя психологии. Все были уверены, что убийство стражника — дело рук дяди Мартина, но доказать, что это так, никто не мог. Его вызывали на допрос, у нас в доме сделали обыск, перерыли все, но оружия не нашли. Татаров, однако же, не упустил случая выместить на нем злобу и приказал арестовать дядю Мартина и отвести в город под конвоем — так, чтобы «конь дышал в затылок». Он вызвал из управы Киро Черного — того самого стражника, которому дядя Мартин, пожалев, дал унести ноги от глинища, — и приказал ему оседлать коня и доставить задержанного в город. Стражник ехал на лошади, а дядя Мартин шел впереди пешком. Они добирались до города целый день. В селах, где имелись управы, Киро Черный устраивал привал, на время отдыха стражники привязывали дядю Мартина к столбу, как собаку, и досыта куражились над ним.
Он же, и в ус не дул — знай себе усмехался, и, глядя на него, казалось, что он, со своим падающим на лоб русым чубом и белой рубахой, ну точно гайдук, борец против турецкой тирании, которого ведут на виселицу. И когда он вдруг запел, Киро Черного передернуло от страха, и он поспешил упереть дуло ружья в спину дяди Мартина.
Они заявились в город перед вечером, когда главная улица кишела народом. Сбившись в кучки, горожане во все глаза смотрели на арестованного, а он, упиваясь своим унижением, неторопливо шел у самой морды коня и глядел прямо перед собой. В этот день он решил, что не только отомстит за свои обиды старосте и стражнику, но расквитается со всем светом. Предстоящая встреча с околийским начальником его нисколько не страшила: он знал, что будет усмехаться в лицо старому недругу и молчать.
Перед самой околийской управой ему вдруг преградила дорогу красивая барышня. С минуту оба смотрели друг на друга как зачарованные, потом красавица шагнула к дяде Мартину и взяла его за обе руки. Дядя Мартин почувствовал, что еще немного — и он безвозвратно погибнет, утонет в бездонной глубине ее черных глаз. Он двинулся с места и свернул во двор. Барышня шла рядом, не выпуская его руки, а ехавший позади Киро Черный, растерянно покашливая, бормотал: «Барышня, вы бы того… потом…» Молодая особа, которую горожане в шутку называли правителем околии, как всегда со вкусом одетая, гордая, властная, жестом дала понять стражнику, чтоб он ехал к ограде, и тот, послушно повернув коня, удалился. На ступенях крыльца, криво усмехаясь, стоял молодой полицейский пристав в мундире с серебряными погонами. Арестант, сопровождаемый красивой барышней, прошел мимо, пристав вытянулся по стойке смирно и, не переставая усмехаться, проводил их долгим взглядом. Эмилия (так звали дочь околийского начальника) ввела дядю Мартина в кабинет своего отца, где и бросилась парню на шею. Несколько лет тому назад в гимназии она влюбилась в него до безумия, это наваждение еще не прошло, и, как видно, не было надежды на скорое избавление.