Увидев Даринку, Сарайдаров, приятно удивленный ее красотой, зазвал девушку в дом, и она безвозвратно погибла, угодив, подобно героине известной сказки Шарля Перро, в пасть хищнику. На остальных обитателей усадьбы эта история не произвела особого впечатления, на их глазах участь Красной Шапочки постигла многих красивых девушек — русских, болгарок, турчанок, румынок, татарок… Последней в ряду была татарка Юлфет. В страдную пору в усадьбу наезжали сотни цыган и татар. Они располагались со своими кибитками на пустыре возле сада, жгли костры, играли на кларнетах, пели песни — и вся усадьба, казалось, превращалась в большой цыганский табор.
Прошлым летом Сарайдаров, высмотрев очередную жертву, распорядился зарезать по паре волов и телят, выкатить из погребов бочки с вином и ракией. Перед амбаром по его приказу постелили ковры, чтоб красавица Юлфет, танцуя, не наколола свои белые ножки. Юлфет плясала на ковре, а Сарайдаров, потный, в рубахе нараспашку, стоял неподалеку и, заложив руки за спину, неотрывно смотрел на обольстительные изгибы ее тонкого стана. Той же ночью он увел красивую татарочку в свою опочивальню и провозгласил ее «царицей». Он называл женщин сучками и провозглашал их царицами — на месяц или на год, как придется, а затем, развенчав, выпроваживал, всучив горсть золотых — на черный день. Бабу, чуть малость приестся, говаривал он, нужно спустить с цепи и пусть проваливает, дескать, бабы — они собачьей породы, а кто видывал, чтобы сучка потерялась в поле? Жена у меня, добавлял он, святая, а святую любить невозможно!.. Жена Сарайдарова жила в Варне и приезжала в усадьбу не чаще раза в год, это была женщина бледная, невзрачная, чуждая нашей знойной степи с ее снежными зимами и жарким летом. Был у Сарайдарова и сын по имени Петр, прожигавший отцовские денежки за границей — не то во Франции, не то в Швейцарии. Он наезжал в усадьбу каждое лето — изнеженный горожанин с головы до пят. Но через несколько дней в парне брал верх врожденный Сарайдаров: он не хуже отца работал в поле, объезжал лошадей, приударял за городскими барышнями…
Сарайдаров провозгласил Даринку «императрицей» и решил отпраздновать ее «восшествие» особенно шумно и торжественно. Подвернувшийся случай ему помог. Наутро он отправился с одним из полевых сторожей в поле, посмотреть, как идет уборка кукурузы, и увидел, что целое стадо быков, коров и телят забрело в его угодья. Скотина принадлежала соседнему помещику — полурусскому-полуеврею Ивану Фишеру, выходцу из России. Этот богобоязненный старец был обладателем окладистой рыжей бороды и целой кучи дочерей. У одной половины из них волосы были медно-каштановые, а у другой — черные как смоль, и всех их бог наградил умными еврейскими глазами и по-русски пышными задами. Сарайдаров-младший попытался было взбаламутить болото благопристойности, в котором погрязали эти ленивые барышни, но дальше чаепития с пирожными дело не пошло. Иван Фишер предпочитал, чтобы все дочери остались старыми девами и сидели у него на шее, нежели чтобы хоть одна из них воцарилась «на престоле» в усадьбе Сарайдарова.
Этот сластолюбец загнал чужую скотину на свой двор. Работники Фишера попытались угнать стадо, но Сарайдаров открыл по ним стрельбу из револьвера и заставил убраться восвояси. А вечером изголодавшиеся цыгане с разрешения Сарайдарова забили чужой скот — семерых волов и четырех коров с телятами. Оргия в честь Даринки длилась целую неделю, цыгане окрестных сел от переедания маялись животами. Фишер помалкивал. Он и не думал принимать какие бы то ни было меры, зная, что на другую весну захватит на своей земле столько же голов сарайдаровского скота и, пустив все угнанное стадо на убой, прикажет наделать копченых колбас, а оставшееся мясо — распродать.
А через несколько дней Ричко запряг в фаэтон белых рысаков и отвез Сарайдарова и свою любимую в Добрич. Дом Сарайдарова, большой, двухэтажный, обнесенный каменной стеной с окованными железом воротами, занимал полквартала, в многочисленных покоях витал дух довольства и плесени, полы комнат, куда месяцами, а то и годами не ступала нога человеческая, были усеяны дохлыми мухами. При виде юной «царицы» мухи, казалось, вдруг воскресли, и дом огласился их монотонным жужжанием, запах плесени сменился ароматом духов.
Сарайдаров сменил прислугу — кухарку, эконома и сторожа, — нанял еще в придачу двух цыганок, которые целыми днями били баклуши, и только когда юная владычица среди бела дня, случалось, изъявляла желание опочить, они были обязаны нести бессменную вахту у ее постели: одна отгоняла мух опахалом, а другая обмахивала ее простыней, навевая прохладу.