Беседу с Ивайло Петровым вел Стефан Великов
Перевод Виктора Ерунова.
ПОВЕСТИ
Перед тем как я родился…
1
Отец мой, как почти все представители нашего рода, не отличается большим умом, но первую значительную глупость он совершил в шестнадцать лет и два месяца. Справедливости ради я тут же должен пояснить, что, к его чести, которая впоследствии стала и моей, в этом повинны мои дед и бабка. В одно прекрасное утро бабка вошла в конюшню, где отец, выгребая навоз, пытался отодрать овода, впившегося в кобылий зад, прошлепала босыми ногами прямиком через кучу навоза к яслям, выдернула соломинку и принялась ковырять в зубах. Зябко поеживаясь в легкой безрукавке, она отрыгивала луковой похлебкой и умильно посматривала на сына, который то ли не видел ее, то ли притворялся, что не видит. Потом вдруг сказала:
— Петр, нонешней зимой мы тебя женим!
Отец повесил скребницу на гвоздь и вышел из конюшни. Он так устыдился слов матери, что заявился домой после полуночи. Бабке с дедом было мало дела до его дурацкой стыдливости, им до зарезу требовалась еще одна пара рабочих рук. Жених был готов, оставалось только решить, к кому засылать сватов.
Бабка, как всякая женщина, была высокого мнения о своей фамилии, дед же был чистой воды реалист. Он не тешил себя пустыми иллюзиями и сразу заявил, что сноху надо брать из чужого села. Но бабка вдруг ударилась в амбицию. «Видали чудака: погнался за ломтем — целый хлеб потерял. Да наши деревенские девки хоть сейчас в очередь выстроятся у ворот!» Целый месяц ходила она из дома в дом, все село обошла, но все без толку. Под конец, изнемогшая от хождений, бабка заявила деду, что во всем селе нету девки, которая годилась бы им в снохи. Ей и в голову не пришло, что односельчане тоже были не ахти какого мнения о нашем почтенном семействе. Дело кончилось тем, что пришлось обратиться за помощью к Гочо Баклажану.
Этот человек прожил долгую жизнь и умер нелепой мученической смертью. Бедолага свалился в заброшенный полевой колодец, и никто не знает, сколько времени он сидел там голодный, теша себя напрасной надеждой, что его вызволит случайный прохожий. Провидение наказало Гочо за все зло, причиненное им сотням мужиков и баб — за все те помолвки и свадьбы, которые он улаживал когда по своему почину, а когда по просьбе потерпевших. Не скрою, узнав о его кончине, я испытал сильное чувство злорадства. Я и по сей день уверен, что он главный виновник моего появления на белый свет. Не будь Баклажан таким мастаком находить каждому пару, отец мой своими силами ни за что бы не справился с этим делом. В ту пору, о которой идет речь, он уже ходил на посиделки в роли «оруженосца» парней постарше, людей бывалых. В его обязанности входило отгонять здоровенной дубиной злых псов, он вваливался в дом последним, отразив все их яростные наскоки. Пока другие парни сидели возле своих девушек и время от времени, улучив момент, запускали руки им за пазухи, отец пошмыгивал носом в дальнем углу, вытирая спиной стенку и боясь поднять глаза, как бы кто о чем-либо не спросил. В ту пору, когда у деда и бабки созрело решение женить его, он умел дразнить деревенских собак, умел завязывать очкур[5] шаровар и вытирать нос рукавом антерии[6]. Но, как сказал Сенека, желающего судьба ведет, а нежелающего — тащит. Бабка и дед, не откладывая дела в долгий ящик, пригласили в гости Гочо Баклажана. Тот был человеком догадливым и после первой чарки безапелляционно заявил:
5
Очкур — матерчатый пояс, часть болгарского национального костюма. —