К написанию этой истории меня подтолкнула поездка в белорусский город Толочин с группой моих друзей и сотрудников. В течение последних двух лет мы в качестве благотворительной помощи восстанавливали в этом городке Свято-Покровский монастырь. Самым волнительным событием всей работы стала установка новых, сияющих золотом куполов с красивейшими и величественными крестами.
Посетив монастырь, побеседовав с матушкой Анфисой и сестрами, отведав монастырской трапезы, я предложил желающим из делегации посетить мою деревню, где я родился и вырос, побывать на кладбище, где похоронены мои родители и родственники, а для остальных был подготовлен экскурсионный автобус по знаковым историческим местам района. Все дружно решили ехать со мной, чему я был безмерно рад.
Приехав в деревню, я в первую очередь показал место, где стояла наша изба, а сейчас были видны только заросшие бурьяном остатки фундамента.
– А где же краник с водой, о котором Вы писали в своем рассказе «Водопровод»? – спросил с улыбкой один из участников нашей группы, композитор Михаил. Он уже был со мной на этом месте в прошлый наш приезд и хорошо знал об этом кранике.
– А вон видите маленькую избушку-часовню рядом с дорогой? Мы ее построили два года назад. Вот туда я и перенес этот краник. Избушка-часовенка для всех всегда открыта. Любой уставший путник может зайти туда, попить холодной чистейшей водички, отдохнуть в тени и продолжить путь.
Посидев в избушке, побеседовав и выпив воды из того самого краника, мы отправились в сторону кладбища. Постояв у могилы родителей и родственников, возложив цветы и прочитав молитвы (с нами был священник Евгений), группа разбрелась по кладбищу, рассматривая надписи на крестах и памятниках.
– А что это за пирамидка с красной звездой вон над той неухоженной, заросшей могилой? – спросил с интересом писатель Николай.
– О, это долгая и грустная история, – ответил я, задумавшись. Очень не хотелось мне будоражить память и говорить плохо об умерших.
– Нет уж, нет, – начали просить остальные, – расскажите, пожалуйста, нам интересно.
– Хорошо, давайте вернемся в избушку-часовенку, там я вам все и расскажу, – предложил я группе.
Мы вернулись в избушку, сели за стол, и я начал рассказ.
Родился я в небольшой белорусской деревеньке, что недалеко от города Орши и города Толочина, в большой трудолюбивой семье. Семья была дружной – каждый помогал друг другу. Отец и мать работали с утра до вечера, старшие дети ходили в школу, а нас, младших, воспитывала бабушка Аксинья. Бабушка, несмотря на советскую власть, была истинно верующим человеком. Она без молитвы никогда не садилась за стол.
С детства мне запомнились ее рассказы о вере, о Боге, о Его любви к людям. Были и рассказы о тех, кто отошел от веры и перешел в воинствующий атеизм с его варварским разрушением храмов и церквей.
Недалеко от нашего дома жила председатель сельсовета Марья с двумя сыновьями четырех-шести лет. Мне она запомнилась как женщина, похожая на комиссара. Всегда была одета в черную, военного покроя юбку и комиссарскую кожаную куртку, подпоясанную широким солдатским ремнем с пряжкой и красной звездой. Ее строгость по отношению к людям граничила с жестокостью и презрением. А церковь и священников она ненавидела.
Муж, не выдержав ее комиссарского, неженского характера, ушел от Марьи, когда детишкам было два-три года. И больше никогда в селе не показывался.
А мне запомнился, и не просто запомнился, а врезался в память, случай, когда по ее приказу местную церковь в соседнем поселке превращали в картофелехранилище. Теперь-то я понимаю, что никакой необходимости в этом не было. Церковь выстояла под бомбежками в войну, продержалась в оккупацию. Во все времена туда шли люди поклониться Богу, покаяться и попросить помощи.
Построить новое картофелехранилище не составляло никакого труда. Но тупая, наполненная злобой ненависть к религии толкала Марью к разорению церкви. И вот на глазах у собравшихся людей она сама забирается на крышу, цепляет железный трос за золоченый, яркий, сияющий крест и дает команду трактористу тянуть трос. Руки у тракториста дрожат от волнения, душа не принимает такую команду, противится, и он, весь в холодном поту, выскакивает из кабины, восклицая:
– Не могу я это сделать, хоть убейте, не могу! Бог накажет нас всех за такое злодеяние…
Народ, склонив головы, молчит: кто-то стыдливо отворачивается, кто-то несмело пытается сказать:
– Марья, не надо этого делать.
Старый священник, печально глядевший на происходящее, пытается образумить людей и Марью:
– Люди, не делайте этого, Бог вас накажет! Марья, ты же человек, образумься!