В небе трепетала стая голубей. На фоне облаков птицы казались серыми. Все разом сделав неуловимый поворот, они на мгновение исчезли из глаз и тут же возникли вновь в синем просторе белыми хлопьями.
А вода все шла. Лопасти турбины принимали самый большой напор, как положено при испытаниях.
Все было проверено и кончено.
Георгий еще раз посмотрел на голубей. Они вмиг кувыркнулись и снова изменили цвет. Чтобы совсем оторваться от увлекающей силы воды, Георгий потянулся, широко развел руки и ударил ладонью о ладонь.
Вода заглушала все звуки, но Самвел Арамян очнулся и взглянул на Георгия.
— Все? — спросил Георгий.
Простой деловой вопрос прозвучал вызовом.
— Ладно, ладно, — ворчливо отмахнулся Самвел и отшутился поговоркой: — Ты на мокрое место не сядешь…
Здесь больше нечего было делать. Георгий позвал Симона и Оника, который время от времени порывался что-то спросить и махал рукой, не слыша собственного голоса.
Они втроем выбрались из толпы, уже шумной, уже охваченной радостным возбуждением.
— Я тебе нужен? — спросил Симон на ходу.
Он не считал возможным покинуть станцию, пока оставалась хоть крупица риска, но Георгию хотелось уехать именно сейчас. Да нечего тут делать и Симону. Выстроили, пустили, поехали дальше!
Вода шумела. Белые птицы трепетали в небе.
— Ну как, Ефим Гаврилыч, новую начнем?
Бригадир монтажников протянул Георгию жесткую руку:
— Будет с меня. О душе пора подумать. Домой подаюсь, на Кубань.
Георгий подмигнул Онику:
— Тридцать лет все на Кубань подается. Ты заходи ко мне, Ефим Гаврилыч, потолкуем о жизни.
Шофер Ваче читал толстую книгу и, казалось, ничего вокруг не замечал. Только в последнюю секунду, когда Георгий, кивнув Симону и Онику на заднее сиденье, протянул руку к дверце, Ваче невозмутимо положил книгу себе за спину и сообщил:
— Из управления спрашивали, когда будете.
— А ты, конечно, не смотрел на пуск?
— Ха, — небрежно сказал Ваче, — мало я их видел, что ли?
— Все-таки мог бы поинтересоваться.
Считая разговор оконченным, Ваче плавно развернул машину.
— Нет, прошу вас, объясните, что произошло? — прорвался наконец Оник. — Георгий совершил какие-то действия, граничащие с героизмом, или мне это только показалось?
Симон рассмеялся.
— Был героизм, был, — подтвердил Георгий, — только не там, где ты его ищешь, и писать об этом ты ничего не будешь.
— Нет, серьезно, ты, кажется, полез в трубу?
— Именно, — сказал Георгий, — и еще как!
— И что ты там увидел? Что делал?
Симон все заливался высоким детским смехом.
— Издеваетесь надо мной? — раздраженно спросил Оник. — Эх вы, старые друзья!
Георгий повернулся к нему:
— Чего ты волнуешься? Формулу знаешь — садись и пиши: «Сегодня трудящиеся республики получили новый подарок. Вступила в строй еще одна ГЭС мощностью…» Хотя мощность тебе назвать не разрешат. Ну тогда крути лирику: «В этот весенний солнечный день строители, среди которых…» Фамилии передовиков мы тебе дадим.
— Понятно, — сказал Оник. — В общем, вы преобразователи природы, скромные герои, и я призван отображать ваши победы. Моя работа целиком зависит от ваших милостей и капризов.
Георгий одобрительно закивал:
— Насчет капризов это ты хорошо заметил.
Он негромко сказал что-то шоферу, и машина свернула к ущелью реки Занги.
Река, сияющая жидким холодным блеском, была еще по-зимнему немощная: в горах снега тают поздно. Она торопливо пробиралась меж камней, унося вперед краски своих берегов, мешая желто-серые пятна расцветающей ивы, красные — оголенного шиповника, ржавые — прошлогодней травы.
— Вы просто сволочи, — жаловался Оник. — Раз в жизни выпадает возможность написать хороший очерк, так из вас слова человеческого не вытянешь.
— Не сердись, — попросил Георгий. — Давай лучше выпьем. Вот, вот, сюда.
Он придержал шофера за рукав, и машина свернула по проторенной дороге к скале, нависающей над самой рекой.
Сооружение, к которому они подъехали, представляло собой гигантскую запятую, взметнувшуюся ввысь.
— Роскошная современная забегаловка. Мы тут еще никогда не были.
— Что это означает — рыба или коровий рог? — вопрошал Симон.
— Не трудись. Утешься тем, что председателю горсовета за эту архитектуру уже влетело.
— Пошли, пошли, — звал Георгий.
— Тебя же в управлении ждут.
— Ха! Что мы, каждый день станцию пускаем, что ли? Подождут.
В утолщенном основании запятой стояло несколько столиков, пахло вином и шашлычным чадом. У раскрытой двери, ведущей, видимо, в кухню, возвышался монументальный мужчина, тесно облаченный в белую курточку. Он скользнул в сторону пришедших черно-лиловым глазом и позы не переменил.