В углу за столиком, видимо, уже давно сидели два посетителя. Бутылка перед ними была пуста, а пепельница полна.
— Рыба ишхан есть? — еще от дверей крикнул Георгий.
Монументальный хозяин заведения еле заметно качнул головой: нет.
— Шашлык?
Невозмутимо повторился тот же немой ответ.
— Пошли отсюда, — высказался Симон.
— Садись, садись, — приказал Георгий, — ты любишь отступать перед трудностями.
Он подошел к хозяину вплотную и доверительно, не очень громко сообщил:
— Гостя из Москвы к тебе привели. Очень крупный, известный ученый. Сам понимаешь, угостить надо. Как же человек уедет из Армении, а рыбу ишхан не попробует! Что он тогда в жизни вспоминать будет? Неудобно. Сообрази что-нибудь.
Мужчина в белом посмотрел на Оника.
— Этот? — спросил он.
— Большой человек, — подтвердил Георгий.
Хозяин тяжело вздохнул, даже как-то всхрапнул и скрылся в кухне.
Потирая руки, Георгий вернулся к столу.
— Вот так и живем. Учитесь, пока я не умер.
За соседним столиком читали стихи. Желто-смуглый, небритый человек самозабвенно выпевал звучные строки:
И спрашивал совсем другим голосом, отрывисто и сердито:
— Ну? Как?
— Гениально! — отвечал его товарищ.
Мужчина в белом оформил тарелки с хлебом и зеленью. Занятый своим делом, ни на кого не глядя, он быстро расставил приборы и бутылки, на трех пальцах принес блюдо с большой серебряной рыбиной, усеянной красными и черными крапушками.
Потом он полюбовался своей работой, взмахнул салфеткой и удовлетворенно оглядел сидящих за столом.
— Здравствуй, Оник.
— Здравствуй, Аршо. Как живешь?
— Потихоньку…
— Как дети?
— В порядке. Эдика в институт устроил, Эльвиру замуж выдал.
— Маленькую Эльвиру!
— Ты посмотри на нее — выше меня, толще меня!
Оник восхищенно зацокал:
— Скажи, скажи! Как будто недавно на одном дворе росли! Сколько раз ты меня лупил, Аршо?
Аршо скромно усмехнулся.
— Да-а, — протянул Георгий, — ну, тогда еще бутылку коньяку по случаю встречи друзей. И рыбки еще не мешало бы.
Аршо приложил руку к сердцу:
— Честное слово, последняя. Сейчас какой-нибудь случай — пропал я.
Коньяк был разлит и выпит. За соседним столиком снова звучали стихи:
— Ну?
— Гениально!
— Сколько я буду жить?
— Двести лет!
— Дурак! Ты вслушайся в систему моих образов:
Вечность! Можешь это понять?
— Бессмертно! А как ты думаешь, — мучительная надежда зазвучала в голосе второго поэта, — сколько я буду жить?
— Пятьдесят лет, — небрежно ответил первый. Конечно, он этого не думал.
Разочарованный стихотворец нервно вертел пустой бокал.
Вина у поэтов уже не было, и Георгий пригласил их к своему столу. Они приняли приглашение с величественной простотой.
Выпили за бессмертие поэтов.
— А сколько будем жить мы с тобой, Симон?
Поэты сдержанно усмехнулись. Они понимали шутки.
— Выпейте за нас с Симоном, — попросил Георгий, — мы повернули течение двух рек, дали стране свет и энергию, сейчас создаем в Армении море. Выпейте за нас!
Старший поэт вдруг бурно развеселился.
— Вы, инженеры, — хохоча, он указывал пальцем на Георгия и Симона, — вам нет числа, имена ваши затеряются, как песчинки в пустыне, народ не будет знать их!
— Народ, народ, ах народ! — Георгий вскочил с места. Слитные пряди волос рассыпались вокруг его широкого лба. Он уже был навеселе. Его коричневые, с желтизной глаза блестели. Силой за руку притащил он к столику маленькую судомойку, которая выглядывала из кухни.
Девушка упиралась только вначале, для приличия. Она не знала, чего от нее хотят, и выжидательно поглядывала на Георгия, пригибая голову к поднятому плечу. Смуглая, большеносая, большеглазая, она была похожа на старинную миниатюру и на каждую пятую девушку Армении.
— Как тебя зовут? — гремел Георгий.