Творец, да будет не дано другим столь горестной любви,
А я, что делать, уж давно скитальцем сей юдоли стал.
Я пред тобою преклонен, я — жертва под твоей стопой, —
Твоим мечом я разлучен с душою поневоле стал.
Томясь немилостью твоей, не зная, ждать ли мне вестей,
Скитаться у чужих дверей я в нищенской недоле стал.
Внемли же, мой прекрасный друг, к Машрабу милость прояви, —
Я странником в стране разлук — скитальцем в диком доле стал.
* * *
Красуясь, посмотрела — застыл мой взгляд тогда,
Весь мир и веру смело продать был рад тогда.
А молвила мне злая: «Что мне любовь твоя!» —
Меч ревности в себя я вонзил стократ тогда.
Я в горы бед глубоко вгрызался, как Фархад,
Но был киркою рока повержен, смят тогда.
Машраб — в пути, и вот он смятенно вдаль бредет, —
Узнать, куда идет он, вперил я взгляд тогда.
* * *
Пришел в этот мир я, и много я мук и тревог претерпел,
Я в бедах влачился убого и все превозмог, претерпел.
Кто льнет к удовольствиям праздным, претерпит жестокий позор,
Стал чужд я грехам и соблазнам и все, одинок, претерпел.
Что мир сей порочен всецело, я знал, он — губитель и враг, —
Я гнет его, кинувшись смело в бурлящий поток, претерпел.
Сей мир, не рука Азраила предел этой жизни кладет, —
Мне все жизнь мирская открыла: я все в ней, что смог, претерпел.
Машраб, ты отшельником, сиро, порвав с этим миром, бредешь,
И я отвратился от мира, и все я, убог, претерпел.
* * *
Что мне делать, чаровница, жар любви к тебе — мой дом,
Каждый волос мой палится — как свеча, горит огнем.
Валом слез кроваво-жгучих я захлестнут с головой,
Словно кряж в Йеменских кручах, смыт рубиновым дождем.
Я кайлом моей кручины кряж души своей крушу, —
Ты одна — вся суть причины: я к тебе рублю пролом.
Райских мне услад не надо: по устам твоим томлюсь, —
Вкус томленья горше яда, ну а мне — услада в нем.
Каждый станет опаленным, если я хоть раз вздохну, —
Сделал кров я всем влюбленным в сердце огненном моем.
Не спастись вовек смутьянам, что тягаются со мной:
Жар души совью арканом — всех врагов словлю живьем.
Ладные стихи слагая в цветнике моей любви,
Соловья и попугая — всех сравняю с вороньем.
О Машраб, на ране рана — словно розы, на тебе,
А умрешь — цвести багряно им на саване твоем.
* * *
О, верь: я от любви твоей сгорел, и помрачен я стал,
Ославлен толками людей, позором всех времен я стал.
Ты в совершенстве неземном над всеми властна, как султан, —
О, сжалься, нищим бедняком в глуши чужих сторон я стал.
Скитаясь у чужих ворот, всех вопрошал я о тебе, —
Не верь, что «ищущий найдет»: увы, всего лишен я стал.
Меч твоей злости уж давно на части сердце мне рассек, —
Пусть розой не цветет оно: сам кровью заклеймен я стал.
Машраба мукою казня, о боже, пощади других, —
Друзья, молитесь за меня, чтоб роком исцелен я стал.
* * *
Терпенья мне недостает, и нет покоя от невзгод,
И день и ночь — душевный гнет, и бремя бедствий все растет.
И хоть кричи, стенай и вой, об камень бейся головой, —
Зла сила муки горевой, и, видно, близок мой черед.
Вконец я сердцем изнемог, и сам сгорел, и душу сжег,
Я желт, слезами весь истек — примет моих печален счет.
Что все ходжи и все ханжи, все шейхи, все пророки лжи!
Вдали от них себя держи, любовь их — бедами гнетет.
Любовь сама-то — не беда, да много от нее вреда,
Машраб, судьба твоя худа: день ото дня сильнее гнет.
* * *
Не видя, дивная, твой лик, от грусти я несчастным стал,
А к сладостным устам приник — и к диву я причастным стал.
Помилуй, сжалься, не кляня, не мучь покорного раба, —
Лишь бы приблизила меня — я смирным и безгласным стал.
Твоих очей хмельны зрачки, а лик твой краше рдяных роз, —
Все сердце порвалось в куски, и жребий мой ужасным стал.
Просил от страсти амулет у лекарей я на торгах,
Но средства не нашлось от бед, и мой недуг опасным стал.
К Машрабу взор свой обрати и слову истины внемли:
Я — жертва на твоем пути, и я тебе подвластным стал.
* * *
В долине сердца ланям мук я дал раздолье и приют,
А ты взвела лукавый лук — тюльпанный луг взрастил я тут.