И если, тобой терзаем, я в рай без тебя попал бы,
То разве была б мне раем вся в море огня поляна!
И что мне весь мир в разлуке, дурманом меня томящей, —
Нет, лучше смертные муки, чем гибнуть в плену дурмана.
Машраб жил надеждой страстной, а видел в любви лишь муки,
И если умрет несчастный — как жаль, что он умер рано!
* * *
Не подует ветер сладко — розы цвет румян не будет,
Без любви в куропатка петь среди полян не будет.
Соловей в весенних кущах, не пленен прекрасной розой,
Не поет в кустах цветущих — он от страсти пьян не будет.
Лишь любовью опаленный пожелтеет ясным ликом, —
Не сожжен огнем, влюбленный рдеть от крови ран не будет.
Взором жгуче-животворным, лунным ликом не согретый,
Камень, прежде бывший черным, как рубин, багрян не будет.
Лик твой — словно светоч вешний среди тьмы кудрей душистых,
Без тебя мне мрак кромешный светом осиян не будет.
* * *
«Лунный лик без покрывала, — я молил, — яви во мраке», —
«А без туч, — она сказала, — перл любви слиян не будет».[1]
«Не тверди мне то и дело о страданиях разлуки, —
Не поправший дух и тело страстью обуян не будет».
Я сказал ей: «Мое горе до смерти меня сжигает, —
Как же исцелиться хвори, если лекарь ждан не будет?»
Ни к чему, Машраб, кручина, хоть ты и разорван в клочья:
Зерна битого рубина портить тот изъян не будет!
* * *
Огня моих невзгод и мук ни друг, ни брат не стерпят,
А если застенаю вдруг — и супостат не стерпит.
Когда хоть тенью упадет моя печаль на небо,
Взгремит гроза — сам небосвод моих утрат не стерпит.
Когда суть тайн моих сполна поведаю я небу,
Клянусь — ни солнце, ни луна весь этот ад не стерпят.
Когда, не в силах мук стерпеть, влюбленные застонут,
Сам проповедник и мечеть дотла сгорят, не стерпят.
Поведать, в чем моя страда, какая гложет мука, —
Вселенная и в День суда такой разлад не стерпит.
А проповедь читать бы стал я пред людьми в мечети —
Сгорели б все — велик и мал, и стар и млад, — не стерпят.
Усладен слог в стихах твоих, Машраб, — ответ твой ладен, —
Сам Музаффар сей ладный стих, тоской объят, не стерпит.
* * *
Нет, солнца твоего чела никто лучей не стерпит,
И даже сама вера — зла твоих очей не стерпит.
Восславлю строем звучных слов твои уста- рубины —
И ни один диван стихов таких речей не стерпит.
А озорным лукавством глаз блеснет лишь чаровница,
Глупец и умный глянут раз — и взор ничей не стерпит.
А если в райский сад войдет она с такой красою,
То и светящий гладью вод родник-ручей не стерпит.
А жребий, что меня постиг, и в самой малой доле
Никто из всех земных владык и богачей не стерпит.
Падет лишь капля слез моих в глубины океана —
И лучший перл пучин морских ее лучей не стерпит...
* * *
Как много в сердце тайн и боли — все написать о том нельзя,
Сказ о любви и горькой доле поведать и стихом нельзя.
Где розы — там шипы и жала, где ремесло — там труд и пот, —
С любимой хочешь быть — сначала терпи, а напролом — нельзя!
Меня волнение смутило, едва лишь я узрел твой лик,
Но в небе ухватить светило, как руку ни взметнем, нельзя.
Во мне, смирению послушном, твои ресницы — жала стрел, —
Сказать о горе тем бездушным, кто с горем незнаком, нельзя.
Но ты заветного чертога, Машраб, достичь так и не смог:
Хоть сотню лет томись убого — увы, войти в тот дом нельзя!
* * *
Ты ангел или человек, иль гурия — понять нельзя,
Но милостей твоих и нег утратить благодать нельзя.
О, ты немилосердно зла, ты беспощадна, но, увы,
От блеска твоего чела мне сердце оторвать нельзя.
Узрел я солнце — образ твой, и, восхищенный, онемел,
Но с неба солнце взять рукой, увы, как сил ни трать, нельзя.
Твой лик — как роза в каплях рос, а я — как соловей шальной,
И соловья от рдяных роз, поверь, вовек прогнать нельзя.
Когда душа в любви хмельна, Машраб, не спи беспечным сном,
Но вот беда, друзья: от сна очнуться, как ни ладь, нельзя!
* * *
Кто пошел стезей любви, тому смирным быть, покорным — нестерпимо,
С четками поклоны бить ему в рвении притворном — нестерпимо.