* * *
Правоверные, что мне делать? Я с любимой моей разлучен,
С томноокою озорницей я уже много дней разлучен,
С вешним садом моим цветущим я, больной соловей, разлучен,
С лукобровой и грозноокой, я жестоко с ней разлучен,
С чаровницей я сладкоустой — что ни день — сильней разлучен.
С ее вешнею разлучен я красотою, — что делать мне?
Я — в когтях мук и бед, и сломлен маетою, — что делать мне?
Она — мой властелин, я ж — нищий: что я стою, что делать мне?
Полонен я разлук и бедствий тьмой густою, — что делать мне?
С чаровницей я сладкоустой — что ни день — сильней разлучен.
У волшебниц красы чудесной речи столь сладкогласной нет,
Нет улыбки такой прелестной, красоты столь прекрасной нет.
Знал ли кто уст родник столь дивный, взор такой же опасный? Нет!
День и ночь мне другого дела, кроме муки злосчастной, нет, —
С чаровницей я сладкоустой — что ни день — сильней разлучен.
И все розы мирского сада красотой ее смущены,
Она — перл, что в ночи сверкает дивным светом самой луны,
Шаловлива она, лукава, — все красой ее пленены,
Море слез я пролил в разлуке, очи страстью истомлены, —
С чаровницей я сладкоустой — что ни день — сильней разлучен.
Улетел мой прекрасный сокол, своим жертвам раскинув сеть,
Где найти мне красу такую и куда мне за ней лететь!
Красоты такой же прекрасной твоим жертвам не ведать впредь.
Ты жестоко губишь Машраба, — чем же он виноват, ответь!
С чаровницей я сладкоустой — что ни день — сильней разлучен.
* * *
Друг мой, ты скажи ей: пусть она, чтобы взор мой был согрет, придет,
Пусть к рабу в лихие времена властелин, неся привет, придет,
Благовоньем кос напоена, пусть исполнит свой обет — придет.
Пусть в мою лачугу, как луна, как сиянья яркий свет, придет,
Пусть надежда будет мне дана, и заря за тьмой вослед придет!
Лукобров изгиб ее бровей, их прицел безжалостно жесток,
А пройдет — красив среди полей стан ее, самшитовый росток,
В мире нет красавицы стройней, — кто ж такое еще видеть мог!
Не понять мне в немощи моей, как такое чудо создал бог.
Ранами душа изъязвлена, — пусть она, леча их вред, придет.
Благотворна вешняя пора — радостным весь мир, цветущим стал,
Полните весельем вечера — полыхать цвет роз по кущам стал.
Под ногами — яркий цвет ковра, и в убранстве луг влекущем стал,
Зелень благовоньями остра — мускус их свой запах льющим стал, —
Ни с врагом, ни с другом не дружна, пусть она ко мне нет-нет придет!
И моей любимой про меня — умер, мол, твой друг — подайте весть,
Что погиб влюбленный от огня, умер от разлук, — подайте весть,
Что от стрел твоих день ото дня он во власти мук, — подайте весть,
Что он, в смертной горести стеня, терпит свой недуг, — подайте весть,
Если радость мне не суждена, пусть она хоть в пору бед придет!
Помраченной в горе головой, где заря, где ночь, я не пойму,
Мертвый я уже или живой — думать мне невмочь, — я не пойму,
Как прожить мне век мой горевой, муки превозмочь, я не пойму,
Как Меджнуном путь пройти мне свой — где брести мне прочь, я не пойму, —
В мое сердце, где лишь тьма одна, светом солнца пусть рассвет придет.
Я твердил ей: «Верная моя», а она мне не верна, увы,
Ею навсегда отвергнут я, — невдомек мне, в чем вина, увы,
С теми, кто губил меня, гноя, дружит всей душой она, увы,
У меня ж от горького житья вся спина искривлена, увы, —
Глянуть, как судьба моя черна, пусть она — мой сердцевед — придет.
От нее, что, словно свет очей, мне красой мила, я отрешен,
От нее, что в дол души моей, как покой, пришла, я отрешен,
От нее, что мне красой своей — словно сень, светла, я отрешен,
От нее, что мучит все сильней, грудь мне жжет дотла, я отрешен, —
Только ею чаша глаз полна, — пусть она, мой самоцвет, придет.
Кто ее не знает — говорят: «Ты себе другую отыщи,
Сердце не вверяй ей, в ней — лишь яд, — добрую, не злую отыщи,
Не найдешь — тогда ступай назад и страну иную отыщи,
Ту, с которой в сердце — тишь и лад, — ты себе такую отыщи!»
«Пусть уж ослепит меня она, только пусть, — я дал ответ, — придет!»
Я в тот день, когда ей дал обет, честен был, всю душу в речь вложив,
Пусть она изменит мне, но нет — я не изменю, покуда жив.
В чуждый дол и за другой вослед не сманит меня ничей зазыв,
Судным днем пока не вспыхнет свет, верен слову, буду я правдив, —
Пусть казнит меня — моя вина, — хоть повадкой приверед придет.