И видел я: трясина мук — губитель тела и души,
И метил я, нацелив лук, в два круга нечестивых глаз.
Пил в кабачке я, не тужа, — и я познал в себе огонь,
Пошел в мечеть — и, как ханжа, заледенел я и угас.
С ханжою — пост, со мною — хмель, и я вовеки не отдам
За сотни праведных недель бутыль вина, что я припас.
Хмель единения себе из рук наставника я брал,
Встречал на висельном столбе я, как Мансур, свой смертный час.
Моей безумной головы молвой не пощадил весь мир,
Я ж за единый звук молвы пыль двух миров от ног отряс.
И не корите, о друзья, Машраба за его недуг:
Познать юдоль небытия ему начертан был наказ.
* * *
О шах мой всевластный, я умер от страсти,
Души светоч ясный, я умер от страсти.
Так мучить меня у кого ты училась?
К тебе, сладкогласной, я умер от страсти.
Две брови твои — словно вздетые луки,
Прицел их — опасный, — я умер от страсти.
Я, словно бы Феникс, сгорев — воскресаю,
Сгорел я, несчастный, я умер от страсти.
Помилуй и сжалься, взгляни хоть украдкой,
Палач мой всечасный, я умер от страсти.
Владычице мира я раб безответный,
В юдоли безгласной я умер от страсти.
Душа подступает к устам у Машраба, —
В любви моей страстной я умер от страсти!
* * *
Увидев тебя, всех людей я забыл,
К усладам-соблазнам угас в сердце пыл.
Всю душу, все сердце я отдал тебе,
И сам райский сад мне навек опостыл.
Других ты вином своей неги хмелишь,
Мой хмель — моя кровь, я в разлуке — без сил.
В жестокий тот день, о услада души,
Тобой на беду, видно, встречен я был.
И ночью и днем думал я и постиг:
Кто в мире, как ты, и прекрасен и мил!
Ты — тело мое, и душа моя — ты,
Твой след я повсюду, везде находил.
Поверь мне: в пустынях, томясь по тебе,
Костями я слег в подземелье могил.
И сердце скорбит, и тоскует душа,
Безжизнен, отраву мечтаний я пил.
И в сердце и в речи моей — только ты,
Тебе — мои клятвы, весь мир мне постыл.
И, зная, что мне не дождаться тебя,
Я сердце мечтой о тебе вдохновил.
Увы, не видать мне тебя, не найти,
С печалью вдвоем я кручинюсь, уныл.
Едва я увидел румяный твой лик,
Сгорел я и пепел на небо я взвил.
Любовь твоя вечно светла, о Машраб,
Ты ночью и днем светишь ярче светил!
* * *
Я, лик твой увидеть мечтая, пришел,
Изведать, сколь сладки уста, я пришел.
Все сердце пылает, занявшись огнем,
Я, в пепел сгорая и тая, пришел.
О светоч мой лунный, внемли мне, молю, —
Лик лунный узреть — неспроста я пришел.
Пылаешь свечой ты, маня мотыльков,
К тебе я, в огонь твой влетая, пришел.
Откинь же завесу, открой мне чело, —
К тебе я открыть вся святая пришел.
Красавица, я послужить тебе рад, —
Рабом быть, надежду питая, пришел.
Машраб, здесь — дол времени, чаша времен, —
На малый срок в эти места я пришел.
* * *
Я изумлен безмерно: вдруг твоя краса открылась мне,
Струило дивный свет вокруг чело, подобное луне.
Все сердце мне и душу сжег огонь сиянья твоего,
И я летел, как мотылек, себя сжигая в том огне.
Стократ лукав был ее пыл, согретый хмелем кабачка,
И я всю веру вмиг забыл и был я словно бы во сне.
И видел я: она меня коварной красотой томит,
И я, сгорая от огня, застыл, безумный, в стороне.
В любви таков уж мой удел — лишь видеть свет ее красы,
И я смущением зардел, как розы рдеют по весне.
И мне не надобно пути к святыням веры и красы, —
Мне в море перл мой обрести желанно — хоть на самом дне.
Сумела накрепко запасть в, меня, Машраб, печаль любви,
Жива во мне одна лишь страсть, иное все невнятно мне!
* * *
Твой лик я увидел и стал одержим,
И чужд стал мне разум — расстался я с ним.
И пусть я умру, все мученья стерпев,
С пути не сверну — пусть он будет прямым.
Любовью вконец посрамлен на весь мир,
Всем притчею стал я — и добрым и злым.
Не думаю дум я о райском вине, —
От уст твоих пряных я стану хмельным.
Все, кроме тебя, я отверг, глух и слеп,
Все кинул, единой мечтою томим.